© Север Г. М., 2008. Переводы из коллекции сайта.
Происхождение, детство, образование
Гораций родился в Венузии, небольшом городе на границе Лукании и Апулии (совр. Веноза):
Sequor hunc, Lucanus an Apulus anceps,
nam Venusinus arat finem sub utrumque colonus...
—
Следую я, кто бы ни был, луканец ли иль апулиец,
ибо у тех и других венузиец пахал свою землю...
в декабре 689 A.U.C. (65 до н.э.), в консульство Л. Аврелия Котты и Л. Манлия Торквата:
o nata mecum consule Manlio
—
со мной рожденный в консульство Манлия
tu vina Torquato move consule pressa meo
—
достань вина, в Торквата год что моего заложил
me quater undenos sciat inplevisse Decembris,
conlegam Lepidum quo duxit Lollius anno
—
сорок четыре уже декабря минуло мне Лепид
Лоллия в год коллегой себе который назначил
Отец Горация был вольноотпущенником — получившим свободу рабом. В Риме занимал должность аукционного сборщика (coactor), в которой скопил некоторые средства и приобрел небольшое поместье по соседству с Венузием. У Светония должность отца Горация определяется как exactionum coactor, сборщик податей. Геснер вносит уточнение: exauctionum coactor — служащий при аукционисте, собиравший деньги за проданные товары. (В Риме такие служащие получали до 1% со сделки). У Светония же упоминается, что отец Горация мог быть продавцом соленой рыбы (salsamentarius). Предположение возникает по фрагменту из «Риторики к Гереннию», IV 54: Ut si salsamentarii alio dicas: quiesce tu, cuius pater cubito se emungere solet (говоришь как будто о торговце соленой рыбой: замолчи ты, чей отец то и дело локтем себе нос утирал).
Nunc ad me redeo libertino patre natum...
—
Но обращусь на себя! Сын раба, получившего волю...
causa fuit pater his, qui macro pauper agello
—
беден он был и владел небольшим и неприбыльным полем
si praeco parvas aut, ut fuit ipse, coactor // mercedes sequerer...
—
что некогда буду я то же, // что он и сам был: публичный глашатай иль сборщик...
Начальное образование Гораций получил в Риме, в школе Орбилия Пупилла, где обучались дети богатых и знатных римлян.
sed puerum est ausus Romam portare docendum
artis quas doceat quivis eques atque senator
semet prognatos. vestem servosque sequentis,
in magno ut populo, siqui vidisset, avita
ex re praeberi sumptus mihi crederet illos.
ipse mihi custos incorruptissimus omnis
circum doctores aderat...
—
Нет, решился он мальчика в Рим отвезти, чтобы там он
тем же учился наукам, которым сенатор и всадник
каждый своих обучают детей. Средь толпы заприметив
платье мое и рабов провожатых, иной бы подумал,
что расход на меня мне в наследство оставили предки.
сам мой отец всегда был при мне неподкупнейшим стражем;
сам, при учителе, тут же сидел...
У Орбилия Пупилла Гораций проходил поэмы Ливия Андроника:
carmina Livi
esse reor, memini quae plagosum mihi parvo
Orbilium dictare
—
Ливия песни, что, помню, драчливый Орбилий когда-то,
мальчику, мне диктовал
«Илиаду»:
Romae nutriri mihi contigit atque doceri,
iratus Grais quantum nocuisset Achilles.
—
В Риме воспитан я был, и мне довелось научиться,
сколько наделал вреда ахейцам Ахилл, рассердившись.
После школы Орбилия учился в Афинах:
Adiecere bonae paulo plus artis Athenae,
scilicet ut vellem curvo dinoscere rectum
atque inter silvas Academi quaerere verum.
Dura sed emovere loco me tempora grato
civilisque rudem belli tulit aestus in arma
Caesaris Augusti non responsura lacertis.
—
Дали развития мне еще больше благие Афины —
так что способен я стал отличать от кривого прямое,
истину-правду искать среди рощ Академа-героя.
Но оторвали от мест меня милых годины лихие:
к брани хотя и негодный, гражданской войною и смутой
был вовлечен я в борьбу непосильную с Августа дланью.
Перед возвращением в Рим побывал в различных местах Греции:
me nec tam patiens Lacedaemon
nec tam Larisae percussit campus opimae...
—
Так не пронзает меня закаленный
Лакедемон, и простор не пронзает цветущей Лариссы...
и в Азии:
Scis, Lebedus quid sit: Gabiis desertior atque
Fidenis vicus, tamen illic vivere vellem...
—
Знаешь, что Лебед такое? Местечко пустыннее Габий
или Фиден, но и там я все-таки жил бы охотно...
Военная служба
В юности Гораций был республиканцем; он служил в армии Брута в должности военного трибуна (tribunus militum):
O saepe mecum tempus in ultimum
deducte Bruto militiae duce...
—
Помпей, со мной под Брута водительством
не раз в глаза глядевший опасности...
quod mihi pareret legio Romana tribuno
—
прежде — за то, что трибуном я был во главе легиона
При поражении республиканцев у Филипп бежал с поля боя:
tecum Philippos et celerem fugam
sensi relicta non bene parmula...
—
С тобой Филиппы, бегство поспешное
я вынес, кинув щит не по-ратному...
dura sed emovere loco me tempora grato
civilisque rudem belli tulit aestus in arma
Caesaris Augusti non responsura lacertis.
—
Но оторвали от мест меня милых годины лихие:
к брани хотя и негодный, гражданской войною и смутой
был вовлечен я в борьбу непосильную с Августа дланью.
В Риме
Вернувшись в Рим, Гораций столкнулся с нуждой. Имущество отца было конфисковано (в пользу ветеранов Августа), и Гораций был вынужден «писать для заработка»:
Unde simul primum me dimisere Philippi
decisis humilem pinnis inopemque paterni
et laris et fundi paupertas inpulit audax
ut versus facerem.
—
Вскоре от службы военной свободу мне дали Филиппы:
крылья подрезаны, дух приуныл; ни отцовского дома
нет, ни земли, — вот тогда, побуждаемый бедностью дерзкой,
начал стихи я писать.
Гораций указывает, что в Риме он поступил на общественную службу — секретарем. Светоний сообщает что, должность Горация называлась scriba quaestorius (секретарь при квесторе) и находилась при казначействе. Наиболее вероятно, что должность Гораций получил уже после знакомства с Меценатом. По возвращении в Рим средств, чтобы вкупиться в коллегию секретарей, у Горация, скорее всего, не было. Если Гораций сначала «писал для заработка», с одним из таких стихотворений, очевидно, познакомились Варий и Виргилий, которые представили затем новый талант Меценату. Посредством Мецената, Гораций, скорее всего, получил эту должность и находился на ней не менее семи лет:
Nulla etenim mihi te fors obtulit: optimus olim
Vergilius, post hunc Varius dixere, quid essem.
ut veni coram, singultim pauca locutus —
infans namque pudor prohibebat plura profari —
non ego me claro natum patre, non ego circum
me Satureiano vectari rura caballo,
sed quod eram narro. respondes, ut tuus est mos,
pauca, abeo, et revocas nono post mense iubesque
esse in amicorum numero.
—
Нет! Не случайность меня указала тебе, а Вергилий,
муж превосходный, и Варий тебе обо мне рассказали.
в первый раз, как вошел я к тебе, я сказал два-три слова:
робость безмолвная мне говорить пред тобою мешала.
я не пустился в рассказ о себе, что высокого рода,
что объезжаю свои поля на коне сатурейском;
просто сказал я, кто я. Ты ответил мне тоже два слова,
я и ушел Ты меня через девять уж месяцев вспомнил;
снова призвал и дружбой своей удостоил.
[Sermones I 6,
‘de re communi scribae magna atque nova te
orabant hodie meminisses, Quinte, reverti.’
‘inprimat his cura Maecenas signa tabellis.’
dixeris: ‘experiar’: ‘si vis, potes,’ addit et instat.
septimus octavo propior iam fugerit annus,
ex quo Maecenas me coepit habere suorum
in numero...
—
Скрибы велели напомнить: «Квинт, не забудь, приходи же!»
Тут кто-нибудь подойдет: «Постарайся, чтоб к этой бумаге
твой Меценат печать приложил». Говорю: «Постараюсь?»
Слышу в ответ: «Тебе не откажет! Захочешь — так сможешь!»
Да! Скоро будет осьмой уже год, как я к Меценату
стал приближен, как я стал в его доме своим человеком...
Гораций неоднократно упоминает щедрость Мецената к себе:
satis superque me benignitas tua // ditavit
—
Довольно и с лихвой богат я щедростью // твоей, копить не стану я
non quo more piris vesci Calaber iubet hospes
tu me fecisti locupletem: ‘vescere sodes’.
—
Ты меня сделал богатым не так, как хозяин калабрский,
грушами гостя кормивший; «Бери, пожалуйста, кушай».
inspice, si possum donata reponere laetus
—
так неужель не верну тебе с радостным сердцем подарки?
Где жил Гораций в Риме, по текстам самого Горация не устанавливается, но городское жилье упоминается неоднократно:
saepe forum, adsisto divinis, inde domum me
ad porri et ciceris refero laganique catinum
—
под вечер часто на форум — гадателей слушать; оттуда
я домой к пирогу, к овощам...
Romae rus optas, absentem rusticus urbem
tollis ad astra levis. Si nusquam es forte vocatus
ad cenam, laudas securum holus ac, velut usquam
vinctus eas, ita te felicem dicis amasque...
—
В Риме тебя восхищает деревня: поедешь в деревню —
Рим превозносишь до звезд. Как нет приглашенья на ужин —
хвалишь и зелень и овощи; счастьем считаешь, что дома
сам ты себе господин...
[Sermones II 7,
В Риме жил просто и незаметно:
incedo solus, percontor quanti holus ac far,
fallacem circum vespertinumque pererro
saepe forum, adsisto divinis, inde domum me
ad porri et ciceris refero laganique catinum,
cena ministratur pueris tribus et lapis albus
pocula cum cyatho duo sustinet, adstat echinus
vilis, cum patera guttus, Campana supellex.
deinde eo dormitum, non sollicitus, mihi quod cras
surgendum sit mane, obeundus Marsya, qui se
voltum ferre negat Noviorum posse minoris.
Ad quartam iaceo, post hanc vagor aut ego lecto
aut scripto quod me tacitum iuvet unguor olivo,
non quo fraudatis inmundus Natta lucernis.
Ast ubi me fessum sol acrior ire lavatum
admonuit, fugio campum lusumque trigonem.
Pransus non avide, quantum interpellet inani
ventre diem durare, domesticus otior.
—
куда пожелаю,
я отправляюсь один, справляюсь о ценности хлеба,
да о цене овощей, плутовским пробираюсь я цирком;
под вечер часто на форум — гадателей слушать; оттуда
я домой к пирогу, к овощам. Нероскошный мой ужин
трое рабов подают. На мраморе белом два кубка
с ковшиком винным стоят, простая солонка, и чаша,
и узкогорлый кувшин — простой, кампанийской работы.
Спать я иду, не заботясь о том, что мне надобно завтра
рано вставать и — на площадь, где Марсий кривляется бедный
в знак, что он младшего Новия даже и видеть не может.
Сплю до четвертого часа; потом, погулявши, читаю
или пишу втихомолку я то, что меня занимает;
после я маслом натрусь — не таким, как запачканный Натта,
краденным им из ночных фонарей. Уставши от зноя,
брошу я мяч и с Марсова поля отправлюся в баню.
Ем, но не жадно, чтоб легким весь день сохранить мой желудок.
Дома потом отдохну.
Часто появлялся в обществе и был постоянным гостем у Мецената:
‘...tu pulses omne quod obstat,
ad Maecenatem memori si mente recurras.’
hoc iuvat et melli est, non mentiar. At simul atras
ventum est Esquilias...
—
Или затем лишь толкаешься ты как шальной с кем попало
чтобы скорее опять прибежать к твоему Меценату?»
Этот упрек, признаюся, мне сладок, как мед! Но лишь только
до Эсквилинской дойдешь высоты...
si nusquam es forte vocatus
ad cenam, laudas securum holus ac, velut usquam
vinctus eas, ita te felicem dicis amasque,
quod nusquam tibi sit potandum. iusserit ad se
Maecenas serum sub lumina prima venire
convivam...
—
Как нет приглашенья на ужин —
хвалишь и зелень и овощи; счастьем считаешь, что дома
сам ты себе господин, как будто в гостях ты в оковах,
будто бы рад, что нигде не приходится пить, и доволен.
Если же на вечер звать пришлет Меценат...
Quodsi me noles usquam discedere...
—
Если ж ты мне не велишь никуда отлучаться...
[Epistulae I 7, 25] (Гораций — Меценату)
Дом и отдых
Обстановка у Горация (в частности, в сабинском поместье) была скромной:
si potes Archiacis conviva recumbere lectis
nec modica cenare times holus omne patella
supremo te sole domi, Torquate, manebo.
—
Если сумеешь возлечь ты гостем на Архия ложах,
если тебя овощной обед не пугает с простого
блюда — то дома, Торкват, тебя подожду на закате.
Гораций всегда жаловался на суету городской жизни и предпочитал деревенскую :
Romae sponsorem me rapis: ‘eia,
ne prior officio quisquam respondeat, urge.’
sive aquilo radit terras seu bruma nivalem...
—
Не ты ль меня в Риме
Гонишь с постели: «Вставай! Торопись поручиться за друга!»
Северный ветер ли землю грызет, зима ль выгоняет
солнце сквозь снег на низкое небо...
at simul atras
ventum est Esquilias, aliena negotia centum
per caput et circa saliunt latus. ‘ante secundam
Roscius orabat sibi adesses ad Puteal cras.’
‘de re communi scribae magna atque nova te
orabant hodie meminisses, Quinte, reverti.’
—
Но лишь только
до Эсквилинской дойдешь высоты, как вспомнишь, что сотня
дел на плечах. Там Росций просил побывать у Колодца
завтра поутру; а тут есть общее новое дело —
скрибы велели напомнить: «Квинт, не забудь, приходи же!»
Perditur haec inter misero lux non sine votis:
o rus, quando ego te adspiciam quandoque licebit
nunc veterum libris, nunc somno et inertibus horis
ducere sollicitae iucunda oblivia vitae?
—
Так я теряю мой день и нередко потом восклицаю:
— О когда ж я увижу поля! И когда же смогу я
то над писаньями древних, то в сладкой дремоте и в лени
вновь наслаждаться блаженным забвением жизни тревожной!
Любимые места отдыха Горация — окрестности Тарента, окрестности своего поместья в Сабинах, районы Тибура и Бай:
unde si Parcae prohibent iniquae,
dulce pellitis ovibus Galaesi
flumen et regnata petam Laconi
rura Phalantho.
ille terrarum mihi praeter omnis
angulus ridet, ubi non Hymetto
mella decedunt viridique certat
baca Venafro
—
Если ж злые в том мне откажут Парки,
я пойду в тот край, для овец отрадный,
где шумит Галез, где когда-то было
царство Фаланта.
Этот уголок мне давно по сердцу,
мед не хуже там, чем с Гиметтских склонов,
а плоды олив без труда поспорят
с пышным Венафром.
vester, Camenae, vester in arduos
tollor Sabinos, seu mihi frigidum
Praeneste seu Tibur supinum
seu liquidae placuere Baiae.
—
Я ваш, Камены, ваш, поднимусь ли я
к сабинам в горы, или пленит меня
прелести холод, влажный Тибур
или потоки в прозрачных Байях.
tu nidum servas, ego laudo ruris amoeni
rivos et musco circumlita saxa nemusque.
quid quaeris? vivo et regno, simul ista reliqui,
quae vos ad caelum fertis rumore secundo.
—
Ты гнездо сторожишь, восхваляю я прелесть деревни:
скалы, обросшие мохом вокруг, и ручьи, и дубравы.
что же еще? Я царем себя чувствую, только покину
то, что возносите вы до небес при сочувствии общем.
Rure ego viventem, tu dicis in urbe beatum...
—
Я — кто в деревне, а ты — кто в городе счастлив, считаешь...
Дом Горация в Сабинах
Впоследствии Гораций насовсем переезжает в деревню. У Горация было по меньшей мере два поместья, одно — прославленное имение в Сабинских горах:
satis beatus unicis Sabinis
—
я крыше рад одной в Сабинах
Второе — в районе фешенебельного Тибура:
Tiburis ripas operosa parvos // carmina fingo
—
средь тибурских рощ я слагаю скромно // трудные песни
Обе виллы упоминает Светоний; при этом вторая, очевидно, появилась у Горация намного позже первой. Рядом с первой находилось две деревни, Varia и Mandela:
habitatum quinque focis et
quinque bonos solitum Variam dimittere patres...
—
пылает
пятеро где очагов, и пятеро ездит откуда
в Варию добрых хозяев...
quem Mandela bibit, rugosus frigore pagus
—
воды, что поят крестьян Манделы, дрожащих от стужи
и храм Вакуны:
haec tibi dictabam post fanum putre Vacunae...
—
Это письмо диктовал у развалин я храма Вакуны...
На территории виллы находился Бандузийский источник (название, скорее всего, источнику дал сам Гораций):
o fons Bandusiae, splendidior vitro
—
О Бандузии ключ, стекол кристальнее...
fons etiam rivo dare nomen idoneus...
frigidior Thraecam nec purior ambiat Hebrus,
infirmo capiti fluit utilis, utilis alvo.
—
Есть и ручей, что — реке дать имя достойный — струится,
хладный и чистый; ничуть не уступит фракийскому Гебру:
он для больной головы полезен, равно — для желудка.
от которого брала начало река Дигенция:
me quotiens reficit gelidus Digentia rivus, // quem Mandela bibit...
—
Всякий ведь раз, как меня восстановят Дигенции хладной // воды...
Гораций описывает окружавшие виллу леса, скалы и горы:
inpune tutum per nemus arbutos
quaerunt latentis et thyma
olentis uxores mariti
nec viridis metuunt colubras
utcumque dulci, Tyndari, fistula
valles et Usticae cubantis
levia personuere saxa.
—
Сойдя с дороги, самки пахучего
козла по лесу бродят бестрепетно,
ища то тмин, то земляничник,
и не боясь ни змеи зеленой,
ни злобы волка, коз похитителя,
лишь, Тиндарида, нежной свирели звук
долины огласит и горы
Устики с их некрутым подъемом.
purae rivos aquae silvaque iugerum
paucorum et segetis certa fides meae...
—
Ключ прозрачный, и лес в несколько югеров,
и всегда урожай верный с полей моих...
Hoc erat in votis: modus agri non ita magnus,
hortus ubi et tecto vicinus iugis aquae fons
et paulum silvae super his foret. auctius atque
di melius fecere.
—
Вот в чем желания были мои: необширное поле,
садик, от дома вблизи непрерывно текущий источник,
к этому лес небольшой! И лучше и больше послали
боги бессмертные мне.
Vilice silvarum et mihi me reddentis agelli...
—
Виллик лесов и земли клочка небольшого, в котором
снова собой становлюсь...
continui montes si dissocientur opaca
valle, sed ut veniens dextrum latus adspiciat sol,
laevum discedens curru fugiente vaporet,
temperiem laudes. quid si rubicunda benigni
corna vepres et pruna ferant, si quercus et ilex
multa fruge pecus, multa dominum iuvet umbra?
—
Горы сплошные почти — их долина тенистая делит,
так что солнце, всходя, правый склон озаряет, а левый
кроет пылающей мглой, в колеснице бегущей спускаясь.
Климат одобрил бы ты! А что, коль терновник и вишня
ягод румяных дадут торовато, дубы же и вязы
тешить обильем плодов будут скот, а хозяина — тенью?
Сама вилла находилась в долине Устики, между горами Лукретил и Устика, неподалеку от источника:
Velox amoenum saepe Lucretilem // mutat Lycaeo Faunus...
—
Ликей сменяет милым Лукретилом // Фавн быстрый часто...
valles et Usticae cubantis // levia personuere saxa.
—
долины огласит и горы // Устики с их некрутым подъемом
hic in reducta valle caniculae // vitabis aestus...
—
В долине тихой яростный Сириус // тебе не грозен...
hortus ubi et tecto vicinus iugis aquae fons
—
от дома вблизи непрерывно текущий источник
При поместье содержался слуга и восемь рабов:
‘...ni rapis, accedes opera agro nona Sabino’.
—
Вон! А не то попадешь девятым в сабинское поле!
Проживало также пять семей:
Vilice silvarum et mihi me reddentis agelli,
quem tu fastidis, habitatum quinque focis...
—
Виллик лесов и земли клочка небольшого, в котором
снова собой становлюсь — хоть нос воротишь ты, пылает
пятеро где очагов...
Содержался скот:
inpune tutum per nemus arbutos
quaerunt latentis et thyma deviae
olentis uxores mariti...
—
Сойдя с дороги, самки пахучего
козла по лесу бродят бестрепетно...
Faune, Nympharum fugientum amator,
per meos finis et aprica rura
lenis incedas abeasque parvis
aequus alumnis,
—
Фавн, любовник Нимф, от тебя бегущих,
по межам моим и по знойным нивам
ты пройди легко и к приплоду стада
будь благосклонен.
pingue pecus domino facias et cetera praeter // ingenium
—
прошу, о Меркурий: // будь покровителем мне, пусть толще становится скот мой
invidet usum // lignorum et pecoris tibi calo argutus et horti
—
лукавый // мальчик тому, что дрова за тобой, завидует, сад и скотина
Судя по характеру местности (каменистые и лесистые склоны) земли вряд ли были достаточно плодородны, и по образу жизни самого Горация — интенсивно возделаны. Тем не менее Гораций упоминает зерновые посевы, луга и сад:
et segetis certa fides meae
—
и всегда урожай верный с полей моих
modus agri non ita magnus, // hortus ubi
—
необширное поле, // садик
multa mole docendus aprico parcere prato
—
хлынет // ливень когда — покажи, плотиной высокой сухие // как уберечь бы луга
Гораций указывает, что виноград (обычный для итальянской деревни) у него не выращивался:
angulus iste feret piper et tus ocius uva
—
перца и ладана нам принесет наш угол скорее // чем винограда
У себя в деревне Гораций писал, читал, гулял, отдыхал и занимался землей:
namque me silva lupus in Sabina,
dum meam canto Lalagen et ultra
terminum curis vagor expeditis...
—
Так, когда брожу я в лесу cабинском
без забот, — с одной только песней к милой
Ла́лаге моей...
si vacuum tepido cepisset villula tecto.
quorsum pertinuit stipare Platona Menandro?
Eupolin, Archilochum, comites educere tantos?
—
Ждали, когда ты под сельскую теплую кровлю сокрылся.
Так для чего же привез ты с собой Платона с Менандром?
Что же взял в свиту свою Евполида и с ним Архилоха?
[Sermones II 3,
o rus, quando ego te adspiciam quandoque licebit
nunc veterum libris, nunc somno et inertibus horis
ducere sollicitae iucunda oblivia vitae?
—
И когда же смогу я
то над писаньями древних, то в сладкой дремоте и в лени
вновь наслаждаться блаженным забвением жизни тревожной!
ergo ubi me in montes et in arcem ex urbe removi,
quid prius inlustrem saturis musaque pedestri?
—
скрывшись от шумного города в горы мои, как в твердыню (...)
что мне воспеть в сатирах моих, с моей скромною Музой?
rident vicini glaebas et saxa moventem...
—
смеются соседи, что с камнями землю таскаю...
rure meo possum quidvis perferre patique
—
здесь я в деревне своей терпеть могу все, что угодно
Образ жизни, друзья, характер
Образ жизни в общем был прост и умерен:
cena brevis iuvat et prope rivum somnus in herba
—
доволен обедом // скромным и сном на траве у ручья
Гораций удовлетворен своим положением:
nihil supra
deos lacesso nec potentem amicum
largiora flagito
—
больше чем положено
богами я не клянчу, от могучих
я не жажду большего
друзей
contemptae dominus splendidior rei,
quam si quidquid arat inpiger Apulus
occultare meis dicerer horreis,
magnas inter opes inops.
—
Я владею славней скудными крохами,
Чем когда бы я стал хлеб всей Апулии
Работящей таить без толку в житницах,
Нищий средь изобилия
satis superque me benignitas tua
ditavit, haud paravero
quod aut avarus ut Chremes terra premam,
discinctus aut perdam nepos
—
Довольно и с лихвой богат я щедростью
твоей, копить не стану я,
все прятать чтобы в землю, как Хремет скупой,
как внук швырять расхлюстанный.
nec timuit, sibi ne vitio quis verteret, olim
si praeco parvas aut, ut fuit ipse, coactor
mercedes sequerer, neque ego essem questus. at hoc nunc
laus illi debetur et a me gratia maior.
—
Он не боялся упрека, что некогда буду я то же,
что он и сам был: публичный глашатай иль сборщик; что буду
малую плату за труд получать. Я и тут не роптал бы;
ныне ж тем больше ему я хвалу воздаю благодарно.
auctius atque
di melius fecere. bene est. nil amplius oro,
Maia nate, nisi ut propria haec mihi munera faxis.
—
и лучше и больше послали
боги бессмертные мне; не тревожу их просьбою боле.
О себе и друзьях Гораций рассказывает:
sermo oritur, non de villis domibusve alienis,
nec male necne Lepos saltet, sed, quod magis ad nos
pertinet et nescire malum est, agitamus, utrumne
divitiis homines an sint virtute beati,
quidve ad amicitias, usus rectumne, trahat nos
et quae sit natura boni summumque quid eius.
Cervius haec inter vicinus garrit anilis
ex re fabellas...
—
Нашей беседы предмет — не дома и не земли чужие;
наш разговор не о том, хорошо ли и ловко ли пляшет
лепос, но то, что нужнее, что вредно не знать человеку,
судим: богатство ли делает иль добродетель счастливым;
выгоды или достоинства к дружбе вернее приводят;
в чем существо добра и в чем высочайшее благо?
Цервий меж тем, наш сосед, побасенку расскажет нам кстати...
Верный друг и признательный сын:
Pompei, meorum prime sodalium,
cum quo morantem saepe diem mero...
—
Помпей, любимый друг и товарищ мой,
с которым часто день коротал я свой...
...non ego sanius
bacchabor Edonis: recepto
dulce mihi furere est amico.
—
...Буду безумствовать
я как фракиец... Нынче сладко,
друга встречая, забыть мне разум.
nil ego contulerim iucundo sanus amico
—
Нет! Пока я в уме, ничего не сравняю я с другом!
nil me paeniteat sanum patris huius, eoque
non, ut magna dolo factum negat esse suo pars,
quod non ingenuos habeat clarosque parentes...
—
Нет, покуда я смысл сохраню, сожалеть я не буду,
что у меня такой был отец; не скажу, как другие,
что-де не я виноват, что от предков рожден несвободных...
Свой характер Гораций описывает как запальчивый, но мягкий и уступчивый:
me quoque pectoris
temptavit in dulci iuventa
fervor et in celeres iambos.
—
В дни моей юности
ведь и меня лишь пыл сердечный
в злобе толкнул написать поспешно
те ямбы.
ille est, tu levior cortice et inprobo
iracundior Hadria
—
ты скорлупки пустой легче и вспыльчивей
сам капризного Адрия
(Горацию — Лидия.)
lenit albescens animos capillus
litium et rixae cupidos protervae:
non ego hoc ferrem calidus iuventa
consule Planco.
—
Голова, седея, смягчает душу,
жадную до ссор и до брани дерзкой,
не смирился б я перед этим, юный,
в консульство Планка!
irasci celerem, tamen ut placabilis essem
—
вмиг закипаю, но так же поспешно отходчив
Любит простоту и удовольствия жизни, но не отдается праздности и сладострастию:
nec somnum plebis laudo satur altilium nec
otia divitiis Arabum liberrima muto.
saepe verecundum laudasti...
—
Жирною птицею сыт, я сна бедняков не прославлю,
но и свободный досуг не сменю на богатства арабов.
Скромность мою хвалил ты не раз...
non istic obliquo oculo mea commoda quisquam
limat, non odio obscuro morsuque venenat:
rident vicini glaebas et saxa moventem.
—
Косым не урежет наживы
взглядом никто у меня, слепой не отравит укусом
злобы — смеются соседи, что с камнями землю таскаю.
Разносторонний и способен приспособиться к обстоятельствам:
nimirum hic ego sum, nam tuta et parvola laudo,
cum res deficiunt, satis inter vilia fortis,
verum ubi quid melius contingit et unctius, idem
vos sapere et solos aio bene vivere, quorum
conspicitur nitidis fundata pecunia villis.
—
Право, таков же и я: если средств у меня не хватает,
бедной я жизни покой хвалю, среди скудости твердый;
если же лучше, жирней мне кусок попадает, то я же
«Мудры лишь вы, — говорю, — и живете, как следует, только
вы, что всем напоказ свои деньги пустили на виллы».
Отсюда его раб Дав обвиняет его в непостоянстве:
laudas
fortunam et mores antiquae plebis, et idem,
siquis ad illa deus subito te agat, usque recuses
—
Не сердись! Но не ты ли
нравы и счастие предков хвалил? А ведь если бы это
счастие боги тебе и послали, ведь ты бы не принял!
Замечания о самом себе
Как о лирическом поэте:
quodsi me lyricis vatibus inseres,
sublimi feriam sidera vertice
—
Если ж ты сопричтешь к лирным певцам меня,
я до звезд вознесу гордую голову
[Carmina I 1,
Exegi monumentum aere perennius... etc.
—
Я воздвиг монумент бронзы вечней...
princeps Aeolium carmen ad Italos // deduxisse modos
—
влил в италийский слог песню лесбосскую // первый
monstror digito praetereuntium // Romanae fidicen lyrae,
—
прохожие // кажут все на меня пальцем, завидевши: // «Римский лирик!..»
Как о последователе Пиндара:
ego apis Matinae
more modoque,
grata carpentis thyma per laborem
plurimum, circa nemus uvidique
Tiburis ripas operosa parvos
carmina fingo.
—
я же пчеле подобен
склонов Матина:
как она, с трудом величайшим, сладкий
мед с цветов берет ароматных, так же
средь тибурских рощ я слагаю скромно
трудные песни.
Как об авторе Эподов:
libera per vacuum posui vestigia princeps,
non aliena meo pressi pede. qui sibi fidet,
dux reget examen. Parios ego primus iambos
ostendi Latio, numeros animosque secutus
Archilochi, non res et agentia verba Lycamben
—
Первый свободной ногой я ступал по пустынному краю,
я по чужим ведь стопам не ходил. Кто в себя только верит,
тот — предводитель толпы. Ибо первый паросские ямбы
Лацию я показал; Архилоха размер лишь и страстность
брал я, не темы его, не слова, что травили Ликамба.
Как о сатирике:
hoc erat, experto frustra Varrone Atacino
atque quibusdam aliis, melius quod scribere possem
inventore minor, neque ego illi detrahere ausim
haerentem capiti cum multa laude coronam.
—
Я же сатиры пишу, — и удачней, чем писывал раньше
добрый Варрон Атацин, а с ним и другие поэты,
хоть и слабее, чем тот, кто стяжал себе вечную славу,
Риму сатиру открыв: с него я венца не срываю!
Sunt quibus in satura videar nimis acer et ultra
legem tendere opus, sine nervis altera quidquid
conposui pars esse putat similisque meorum
mille die versus deduci posse...
—
Многие думают, будто излишне в сатире я резок
и выхожу из законных границ; другим же, напротив,
что ни пишу я, все кажется слабым. Такими стихами
можно писать, говорят, за сутки по тысяче строчек!
Как об плохом эпическом авторе:
dum pudor
inbellisque lyrae Musa potens vetat
laudes egregii Caesaris et tuas
culpa deterere ingeni
—
Я ведь мал, там же — великое...
Мирной лиры моей Муза и стыд простой
не дадут умалять подвигов Цезаря
и твоих, коль таланта нет.
‘...Caesaris invicti res dicere, multa laborum
praemia laturus.’ ‘cupidum, pater optime, vires
deficiunt...’
—
Лучше отважься ты подвиги Цезаря славить стихами.
Верно, ты будешь за труд награжден. — И желал бы, отец мой,
только не чувствую силы к тому.
...nec sermones ego mallem
repentis per humum quam res conponere gestas
terrarumque situs et flumina dicere et arces
montibus inpositas et barbara regna tuisque
auspiciis totum confecta duella per orbem
claustraque custodem pacis cohibentia Ianum
et formidatam Parthis te principe Romam,
si quantum cuperem possem quoque, sed neque parvom
carmen maiestas recipit tua nec meus audet
rem temptare pudor quam vires ferre recusent.
—
И сам не желал бы я лучше беседы
низменным слогом писать, чем песни слагать о великих
подвигах, разные земли и реки, на горных высотах
замки и варваров царства в стихах петь и войны, которым
властью твоею конец на круге земном уж положен,
Януса храм запертой — божества-охранителя мира,
страх перед Римом, парфянам внушенный твоим управленьем, —
если бы силы мои равнялись желанью; но малых
песен величье твое не терпит; и мне не позволит
совесть взяться за труд, что исполнить откажутся силы.
Гораций о поэтах и поэтическом ремесле
Как представляется, Гораций писал медленно, и часто исправлял:
operosa parvos // carmina fingo
—
я слагаю скромно // трудные песни
atque piger scribendi ferre laborem,
scribendi recte: nam ut multum, nil moror...
—
Был он болтлив и ленив на то, чтоб писать потрудиться,
то есть, писать хорошо; что много — не спорю...
(Неодобрительно о Луцилии.)
saepe stilum vertas, iterum quae digna legi sint
scripturus, neque te ut miretur turba labores...
—
Ежели хочешь достойное что написать, чтоб читатель
несколько раз прочитал, — ты стиль оборачивай чаще...
Sic raro scribis, ut toto non quater anno
membranam poscas, scriptorum quaeque retexens...
—
Редко ты пишешь! Едва ли четырежды в год ты пергамент
в руки возьмешь! Лишь только наткал и опять распускаешь...
natura sublimis et acer,
nam spirat tragicum satis et feliciter audet,
sed turpem putat inscite metuitque lituram .
—
возвышенный, пылкий,
чует трагический дух, и счастлив и смел он довольно,
но неразумно боится отделки, считая постыдной.
[Epistulae II 1,
carmen reprehendite, quod non
multa dies et multa litura coercuit atque
praesectum deciens non castigavit ad unguem
—
Вы, о Помпилия кровь, не хвалите стиха, над которым
много и дней и трудов не потратил напилок поэта,
десятикратно пройдясь и вылощив гладко под ноготь!
Как «собрат по перу», Гораций свободен от зависти и к заслугам и репутации коллег:
nil mi officit, inquam,
ditior hic aut est quia doctior, est locus uni
cuique suus...
—
Будь кто богаче меня иль ученее — каждому место!»
«Чудно и трудно поверить!» — «Однако же так!»
arguta meretrice potes Davoque Chremeta
eludente senem comis garrire libellos
unus vivorum, Fundani, Pollio regum
facta canit pede ter percusso, forte epos acer
ut nemo Varius ducit, molle atque facetum
Vergilio adnuerunt gaudentes rure Camenae
—
Ты лишь один среди нас, Фунданий, умеешь заставить
хитрых прелестниц острить, а Дава — дурачить Хремета;
у Поллиона цари выступают в стихах шестистопных;
пламенный Варий ведет величавый рассказ в эпопее,
равных не зная себе, а добрые сельские музы
нежное, тонкое чувство Вергилию в дар ниспослали.
По многим текстам Горация прослеживается убежденность Горация в том, что «настоящая поэзия» — только греческая; в «Искусстве поэзии» он утверждает прямо:
vos exemplaria Graeca
nocturna versate manu, versate diurna.
—
Образцы нам — творения греков:
Ночью и днем листайте вы их неустанной рукою!
И сам не расстается со всеми прославленными греческими именами:
quorsum pertinuit stipare Platona Menandro?
Eupolin, Archilochum, comites educere tantos?
Так для чего же привез ты с собой Платона с Менандром?
Что же взял в свиту свою Евполида и с ним Архилоха?
—
Troiani belli scriptorem, Maxime Lolli,
dum tu declamas Romae, Praeneste relegi.
Лоллий, пока у певца ты Троянской войны выбираешь
в Риме стихи для речей, я его прочитал здесь, в Пренесте.
Гораций как философ
Как философ, Гораций конкретно не причисляет себя ни к какой школе; часто стоик, в целом — эпикуреец:
carpe diem quam minimum credula postero
—
день собирай, меньше всего веря в грядущий день
Parcus deorum cultor et infrequens,
insanientis dum sapientiae
consultus erro, nunc retrorsum
vela dare atque iterare cursus
cogor relictos.
—
Богов поклонник редкий и ветреный,
хотя безумной мудрости следуя,
блуждал я, ныне вспять направить
я принужден свой челнок и прежних
путей держаться.
credat Iudaeus Apella,
non ego, namque deos didici securum agere aevom
nec, siquid miri faciat natura, deos id
tristis ex alto caeli demittere tecto.
—
Одному иудею Апелле
впору поверить тому, а не мне: я уверен, что нету
дела богам до людей, и если порою природа
чудное что производит — не с неба они посылают!
ac ne forte roges, quo me duce, quo lare tuter
nullius addictus iurare in verba magistri,
quo me cumque rapit tempestas, deferor hospes.
nunc agilis fio et mersor civilibus undis
virtutis verae custos rigidusque satelles,
nunc in Aristippi furtim praecepta relabor.
—
Спросишь, пожалуй, кто мной руководит и школы какой я?
Я никому не давал присяги на верность ученью —
то я, отдавшись делам, служу гражданскому благу —
доблести истинный страж, ее непреклонный приспешник;
то незаметно опять к наставленьям скачусь Аристиппа —
вещи себе подчинить, а не им подчиняться стараюсь.
Гораций и покровители
Общаясь с «великими мира сего», Гораций проявлял большой такт, очевидный по его знакомству с Августом, Меценатом и прочими. Гораций часто «расточает комплименты» в адрес патронов, и делает это с виртуозным мастерством. Epistulae I 9, Epistulae I 17 демонстрируют умение Горация не только приобретать, но и сохранять расположение патронов при любых обстоятельствах. Вокруг Горация — благородные и образованные люди, с которыми его связывает близкая дружба.
at fides et ingeni // benigna vena est pauperemque // me petit...
—
Но влечет и к бедному // поэта чистой лиры дар богатых...
Plotius et Varius, Maecenas Vergiliusque,
Valgius et probet haec Octavius optimus atque
Fuscus et haec utinam Viscorum laudet uterque
ambitione relegata. te dicere possum,
Pollio, te, Messalla, tuo cum fratre, simulque
vos, Bibule et Servi, simul his te, candide Furni,
conpluris alios, doctos ego quos et amicos
prudens praetereo...
—
Только бы Плотий, и Варий, и мой Меценат, и Вергилий,
муж благородный Октавий, и Валгий и Виски — два брата —
вместе с Аристием Фуском меня за стихи похвалили!
Дальше, оставивши лесть, я могу справедливо причислить
к ним и тебя, Поллион, и Мессалу с достойнейшим братом,
Бибула, Сервия к ним и тебя, благороднейший Фурний;
многих других просвещенных друзей обхожу я молчаньем.
Вот чья хвала для меня дорога...
infra Lucili censum ingeniumque, tamen me
cum magnis vixisse invita fatebitur usque
invidia et fragili quaerens inlidere dentem
offendet solido...
—
Я хоть и ниже Луцилия даром моим и породой,
все же и я со знатными жил; и ежели зависть,
хрупким меня посчитав, на меня обнажит свои зубы,
жестко покажется ей...
Факты из жизни, внешний вид
Жизнь Горация несколько раз подвергалась опасности. Гадюка и медведь:
ut tuto ab atris corpore viperis
dormirem et ursis, ut premerer sacra
lauroque conlataque myrto...
—
что невредимым спал я средь черных змей,
среди медведей, лавром священным скрыт
и миртовых ветвей листвою...
упавшее дерево:
devota non extinxit arbor...
—
ни дуб проклятый, пав, не сгубил меня...
поражение при Филиппах:
non me Philippis versa acies retro...
—
ни пораженье при Филиппах...
шторм у мыса Палинур на побережье Лукании:
nec Sicula Palinurus unda.
—
мыс Палинуp в Сицилийском море.
волк:
namque me silva lupus in Sabina (...) // fugit inermem.
—
Раз в Сабинский лес безоружный шел я, // вдруг (...) волк мне навстречу.
Гораций не был женат:
Martiis caelebs quid agam kalendis...
—
Что затеял я, холостяк, в календы // марта...
Был невысокого роста (Светоний приводит отрывок из письма Августа Горацию, по которому также можно предположить, что Гораций был тучен):
aedificas, hoc est longos imitaris, ab imo
ad summum totus moduli bipedalis...
—
То есть ты подражаешь людям высоким, а сам ты
От головы и до пят не выше двух футов!
Имел черные волосы:
nigros angusta fronte capillos
—
черные кудри над узким // лбом
Рано поседел:
praecanum...
—
без времени сед...
lenit albescens animos capillus
—
Голова, седея, смягчает душу...
[Carmina III 14, 25] (О себе)
Упоминает глазную болезнь:
hic oculis ego nigra meis collyria lippus // inlinere...
—
Вот пока мазал больные глаза я коллирием черным...
В юности был хорош собой и заботился о своей внешности:
quem tenues decuere togae nitidique capilli,
quem scis inmunem Cinarae placuisse rapaci,
quem bibulum liquidi media de luce Falerni,
—
Кого скобленые красили тоги,
волосы с лоском, кому Кинаре горячей подарков
чтобы понравиться не было нужно, Фалерна кто влагой
с самого жажду утра утолял...
[Epistulae I 14,
Смерть
Гораций не хотел пережить Мецената. Как оказалось, этот поэтический зарок Гораций исполнил почти буквально. Меценат умер в конце 8 до н.э., и Гораций пережил его только на несколько недель (он умер от внезапной болезни).
ille dies utramque
ducet ruinam. non ego perfidum
dixi sacramentum: ibimus, ibimus,
utcumque praecedes, supremum
carpere iter comites parati.
—
Тот день обоим
принес бы гибель. Клятву неложную
тебе даю я: выступим, выступим
с тобою вместе в путь последний,
вместе, когда б ты его ни начал!
На сайте используется греческий шрифт.