У некоторых переводчиков есть две или три версии перевода однего текста. В собрание включены все версии, в которых отличны минимум три строки. Если отличны только одна или две строки, приводится версия, которая считается более поздней.
carm. i xxii integer vitae scelerisque purus...
Кто помыслами чист, кто жизнью непорочен —
Живи, благословя счастливый свой удел;
Опасностями будь не слишком озабочен,
У Марса не проси его тяжелых стрел!
5 Кавказом ли пойдешь, ливийскими ль степями,
Иль ступит там твоя несмелая нога,
Где лижет черными, гремящими волнами
Сомнительный Гидасп скалистые брега —
Не бойся, добрый Фуск! Однажды, в тьму густую
10 Сабинских рощ зайдя, беспечно я блуждал
И все Лалагу пел и к ней любовь святую —
Вдруг волк навстречу мне... Он мимо пробежал!
А был чудовище, какего не питала
И Давния среди глухих своих лесов,
15 И степь юбийская ни разу не видала,
Сухая, знойная питательница львов.
Так — буду ли я там, где севера дыханье
Природу пышную безжалостно мертвит;
Где Феб дает одно холодное сиянье,
20 Где часто ярый дождь над нивами шумит;
Иль там я поселюсь, где небо дышит знойно
И желтая к земле склоняется трава —
Везде я запою про милую спокойно,
И сладкие ее припомню я слова!
«Современник», СПб., 1846, № 5, с. 238—239.
Из Горация. Carm. I. Od. XXII.
ep. ii 'beatus ille qui procul negotiis...
Блажен, кто удалясь от суетных забот,
Средь мирных деревень спокойно поселится,
И там, в полях отцов, как древний смертных род,
За плугом ходит он и весело трудится.
5 Заутра звук трубы его не пробудит,
Не угрозят морей разгневанные боги,
И робкая нога его не посетит
Надменной знатности высокие пороги.
Но сам он поутру проснется и пойдет
10 В аллеи темные отеческего сада,
И тополь юную заботливо увьет
Зеленой, гибкою лозою винограда;
Засохшие сучки обрубит он ножом
И свежие привьет — и в долы, сном объяты,
15 Спешит, где у него, стрегомы пастухом,
Пасутся буйволы и резвые ягняты;
Иль станет выжимать из сота сладкий мед,
Иль кротких стричь овец. Когда ж проходит лето,
И осень с полною кошницею идет,
20 Трясет колосьями и ждет его привета;
Он в сад уходит вновь и, там уединен,
Плоды поспелые рукой срывает жадной —
И груши сладкие, и сливы, и лимон,
И гроздия с лозы снимая виноградной,
25 Тебе приносит их, балованный Приап!
Потом ложится он под клены вековые,
На мягкой мураве, минутной неге рад,
И внемлет иволги стенания живые.
Когда же зимний хлад на землю шлет Зевес
30 И снегом мертвые долины одевает:
Ловец, покинув дом, бежит в дремучий лес
И ярых вепрей там со стаей псов гоняет,
Свой дух опасною забавой веселя;
Не то к себе дрозда коварной сетью манит,
35 Иль, взявши крепкий лук, он гостя журавля,
Иль зайца робкего стрелою меткой ранит.
Душа охотника веселием полна;
Денницу каждую он зрит с улыбкой ясной,
Готовясь в дальний путь, а добрая жена,
40 Меж тем, как муж уйдет на ловлю, в путь опасный,
В заботах проведет томительную ночь;
Сабинка кроткая, с любовью неизменной,
Иль смуглоликая долин тибурских дочь —
Зажжет пенатам огнь в тиши уединенной.
45 И станет их молить, чтоб муж издалека
Пришел и здрав, и цел; потом рукою нежной
Она сосцы коров от сладкего млека
Осушит, и вина с заботою прилежной
В сосуды нацедит, и ждет, с закатом дня,
50 Борьбою со зверьми истерзаннего мужа.
Пришел он к очагу, садится у огня,
Забыт им тяжкий труд и яростная стужа;
И кажется ему приятна и вкусна
Простая трапеза, трудов его награда,
55 И сладок нежный сок янтарнего вина.
Охотник насыщен; ему тогда не надо
Лукринской устрицы, ни афрских куликов,
Ни жирных рябчиков Ионии счастливой;
Лишь зелень вкусная, дитя родных лугов,
60 И мальвы сочные с домашнею оливой.
Да любящий поля питательный лапаф,
За трапезой ножом изрезанный на части,
Да жареный телец, питомец сельских трав,
У волка жаднего похищенный из пасти.
65 Так сладко возлежать, свершив удачный лов,
И под вечер глядеть на жизнь полей цветущих,
На мирных поселян, на стадо их волов,
Усталое ярмо и борону влекущих.
Впервые: «Москвитянин», М., 1845, ч. 5, № 10, отд. 2, с. 115—116.
Деревня. (Из Горация. Epodon II.)