КВИНТ ГОРАЦИЙ ФЛАКК • ПЕРЕВОДЫ И МАТЕРИАЛЫ
CARM. I • CARM. II • CARM. III • CARM. IV • CARM. SAEC. • EP. • SERM. I • SERM. II • EPIST. I • EPIST. II • A. P.
sermones ii vii
текст переводы commentarii varialectio prosodia
Барков И. С. Водовозов В. И. Дмитриев М. А. Манн А. И. Фет А. А.
[1/6] Барков И. С.
Давно все дело так, как дважды два, я знаю 1,
И слушаться готов; но мнего не болтаю:
Хоть рад бы несколько с тобой поговорить,
Но как слуга, и рта не смею растворить.
5 Не Даваль слышу? Да, я здесь, слуга твой верной,
И так, как лучше быть не льзя, тебе усердной,
То есть, что мог бы все ты мне на волю дать.
Свободу в Декабре умей употреблять 2,
Когда обычай тот издавна так ведется,
10 И вольность от господ рабам в те дни дается.
В пороки вдавшись, часть людей коснеет в них 3,
И устремляет мысль в беспутство нравов злых;
Непостоянно жизнь часть большая проводит,
То в правой идет путь, то в кривизны заходит.
15 Примечено, что Приск так ветрено живал,
Кой по три вдруг кольца на левую вздевал 4,
Другою не имел ни однего порою;
Сенаторский убор одеждою простою,
Колеблясь, всякой час обык переменять;
20 Из пышных в хижину переходил палат,
В которой бы жить всяк обрядной постыдился,
Хотя бы от раба свободнего родился.
То в Риме за ничто чтил любодейцем слыть,
То лучше Ритором хотел в Афинах жить;
25 В благой час 5 по сему родился вертопрахом.
Не могши Воланер метать костьми с размахом,
Когда жестокою хирагрою страдал,
Другова за себя поденно нанимал,
Чтоб кости тот збирал, тряс и пускал на зерни.
30 Чем больше был в своих пороках непомерный,
Тем меньше беден он и лучше перед тем,
Кто слабким тянет груз и навитым гужем 5.
Не перескажешь, знать, бездельник, ты севодни 6;
К чему слова сии болтаешь так негодны?
35 К тебе веду я речь. Как? мерской человек!
Ты хвалишь простотой щастливый древний век 7;
А естьли бы какой бог зделал, что приятно,
От щастья бы тего отрекся ты стократно,
Или не зная, что и сам блаженством чтишь,
40 Или, что о прямом блаженстве не радишь,
И на берег ползя, сам путаешься в тине 8.
Как в Риме ты живешь, в деревню рад хоть ныне;
И естьли скучит вдруг в деревне дикой лес,
То городскую жизнь возносишь до небес.
45 Как не зовет никто на ужин милость вашу,
То лучше хвалишь ты домашни щи да кашу,
И так себя тогда высоко уж несешь,
Что связаной к столу чужому не пойдешь,
За тем что негде пить пришло тебе уж боле.
50 Вдруг Меценатовой послушен будешь воле,
И естьли в гости он велит попожже быть,
Со всех ног бросясь, рад тем другу услужить.
Когда же скоро кто не принесет умыться,
Кто слышит? горлом всем вопя, начнешь беситься.
55 А Мильвий с протчими тебя облают в след 9,
Что, как отозван ты, у них пропал обед.
Пусть скажет кто, что я брезгливой и обжора 10,
Ленивец некошной, иль с кабака мотора,
Готов признаться в том, а ты хоть тож, что я,
60 И может быть еще скверняе жизнь твоя,
Но с гневом на меня великим нападаешь,
И красными речьми порок свой закрываешь.
Готов я доказать, что ты глупей меня,
За коего дана пять сот драхм вся цена?
65 Лишь взором не стращай, и не дерзай рукою,
Доколе часть твоих проказ тебе открою,
О коих расказал слуга Криспинов мне 11.
К чужой таскаться ты повадился жене;
С податливой сестрой знакомство Дав имеет.
70 Когоже более из нас карать довлеет?
Когда любовь меня жестокая палит,
Я всякой склонностью могу доволен быть,
И не пекусь, чтоб кто до дел подобных лаком
Чрез деньги иль красу не зделался свояком;
75 При том ни мало тем себя на остыжу,
Что от любовницы из дому выхожу.
Тыж збросив все с себя достоинства признаки,
Колечко и убор приличный честным всякий 12,
Выходишь подлому и Даме на позор 13,
80 И озираешься вокруг себя, как вор,
Чтоб в сермяке людском не узнан был по виду,
Которым обвертел ты голову маститу.
Так разве мнишь, что ты представившись слугой,
Боярин над людьми, а сам и не такой?
85 Дрожат от ужаса в тебе и жару кости 14,
Когда в чужой ты дом к любезной идешь в гости.
Какая разность в том, чтоб зделавшись бойцом 15
Лозами биту быть, расстаться с животом?
Иль жаться втискану в сундук прелюбодею,
90 Где заперла раба, и гнуть к коленкам шею?
И может ли такой преступницы супруг
Мстить равной мерою за то обеим вдруг?
Иль более себя покажет справедливым,
Как горесть выместит свою над нечестивым 16?
95 Не пременяется жена во гнусной вид,
Не знает щеголькам обычных волокит,
И потаенный грех наружностью скрывает,
Меж тем боясь любви твой не доверяет.
Свободен будучи, спеши в оковы сам;
100 И раболепствуй злым подвергнувшись страстям,
И поручив во власть именье, жизнь и славу.
Когдаж случилось жизнь спасти от бедства здраву,
Бояться станет, мню, ворона и куста 17.
Обратно пойдешь в теж опасные места,
105 Где снова трепетать и бед искать ты станешь.
О раб толико крат! И зверя не обманешь,
Чтоб раз ушедши в теж тенёта забежал.
Пускай бы о себе, что ты не мот, сказал,
Скажи, что ты не мот; я вором не зывался,
110 Когда страшась беды, чужое красть боялся.
Скинь наложенную от ужаса узду,
Поступит ползкая натура на беду.
Тебель, толиких раб страстей и толь различных 18,
При сих повелевать мной нравах необычных,
115 Кой мог бы завсегда избегнуть от оков,
Тыж вечно в страхе быть невольником готов?
К томуж не меньше сей довод имеет силы:
Когда бы в звании едином двое были,
Из коих бы один другому раб служил;
120 Тоб иль наместником его слыть должен был,
Иль равными вменить обеих надлежало,
Как ваш обычай есть. Как счесть меня пристало?
За тем что ты, кой власть имеешь надо мной,
Сам власти подчинен, как я тебе иной,
125 И как кубарь на льду гоним вертится плетью 19,
Так движешься и ты опутавшись вкруг сетью.
Кего же надлежит свободным почитать 20?
Премудрего, собой кто знает управлять 21,
Кто бед, нищетства, уз и смерти не боится,
130 Противится страстям, и честию не льстится,
Порядок с равенством во всех делах блюдет,
К которому ни что порочное не льнет,
И щастье дух его не сильно беспокоит,
Возможноль что нибудь из сих тебе присвоить?
135 Любовница пяти талантов просит вдруг;
Не хочет без тего являть тебе услуг,
И муча как водой студеной обливает;
За дверью выторив, вдруг наки призывает.
Сложи же ты сие бесчестно иго с плеч;
140 Я волен, волен, тем оспорь мою ты речь.
Никак; умом твоим страсть люта обладала;
Не можешь слабой снесть к злу нудящего жала,
Хотя бы оной ты противиться Потел.
Когдаб на живопись ты Павзиеву зрел 22?
145 И рот разинув, пнем стоял и удивлялся,
Тоб меньшель, нежель я, виновным в том познался?
Когда бы Фульвиев с Пацидианом бой
Зря на картине я написанный драгой 23,
И выгнувшего грудь Рутуба и колени,
150 Дивился живости представленных сражений,
Так как бы оные происходили вьявь;
Тоб слыл негодницей и пучеглазом Дав:
Тыж строгой древностей судья и любопытной 24.
За пряник ли примусь, или за хлеб я ситной,
155 Мизирной тварью чтут, негодным ни к чему;
Ты добродетелен и хвален потому,
Что не любы, как мню, богатые пирушки.
Почтоже прихоти моей вредняй мне душки 25,
И кожу со спины за лакомство дерешь?
160 А разве сам за тож пощажен ты живешь 26,
Что сотое с сластьми уж очищаешь блюдо?
Прожорливой варит желудок ествы худо,
И ноги хлипкие уж гнутся под тобой,
Отягчены твоей брюшины толстотой.
165 Пролакомив скребло украденно слуга,
Не кажетсяль за то достойным батога?
А тот, кто продает и целые поместья,
Чтоб не нажить житьем умеренным бесчестья,
Но паче, чтоб себя роскошным показать,
170 Не тожли делает шальство слуге под стать?
Прибавь к сему и то, что ни на час единый
Не можешь равенства держаться и средины;
Не знаешь лишний час употребить на прок,
Чуждаешься себя и мыслию легок,
175 То ищешь Бахусом, то сном прогнать всю скуку,
Но тщетно, и всегда туж ощущаешь муку,
Которою твой дух жестока страсть томит,
И всюду за тобой, как прочь бежишь, спешит.
Гдеб камень мне найти? На что тебе? Гдеб стрелы 27?
180 Иль бесится Пиит, иль потерял ум зрелый!
Девятой на поле Сабинском за сохой
Таскаться станешь, коль с глаз не уйдешь долой.
Впервые: «Квинта Горация Флакка сатиры или беседы», СПб., 1763.
1763 г. САТИРА VII. ДАВ. Гораций представляет слугу, разговаривающего с господином своим о разных человеческих обычаях, которой притом дерзновенно обличает господские пороки, что он инако живет, нежели каким себя показывает.
1. Начинается разговор между слугою Давом и его господином, так, как обыкновенно в комедиях чинится ко всему приступ отрывною речью.
2. В сем месяце отправлялись празднества Сатурновы, в которое время как рабы так и вольные в равенстве были между собою, в память златего века, в коем Сатурн царствовал.
3. Дав говорит.
4. Мнего колец иметь на руке в порок ставили; а носили их только известнего достоинства люди.
5. То есть в худую пору.
6. Чем сильняе Воланер держался однего намерения, тем он щастливее Приска, которой жил иногда роскошно, а иногда крепко.
7. Продолжается разговор далее.
8. Слуга обличает непостоянство господина своего.
9. Стараясь оказать себя постоянным, не то делаешь, что говоришь.
10. То есть все прихлебатели и объедалы тебя бранить станут, что ты приходом своим лишишь их обеда, и они голодные вытти принуждены будут.
11. Дав говорит о себе самом.
12. Криспин был Стоической философ, о котором Гораций поминает в книге первой, в сатире второй. Впрочем Дав укоряет своего господина, что пороки его так явны всем, что и Криспинов слуга о них ведает.
13. Колец не дозволено было носить Римским дворянам, кроме тего ежели оные им Преторами подарены будут.
14. Дама имя слуги, о котором выше в сатире шестой упоминалось.
15. То есть тебя терзают две страсти, а именно: страх и сильная любовь.
16. То есть нет разности между бойцом и прелюбодеем, по тому что бойцы, продавая себя, включали в записи, чтоб их вольно было сечь лозами и живота лишать.
17. По Афинским законам прелюбодея, пойманнего в прелюбодеянии с чужою женою мужу вольно было убить; но сие узаконение Юлиевым законом отрешено, и в таких случаях велено о том доносить в судебных местах
18. Пословица русская: Пуганая ворона и куста боится, или: Кто раз ожжется молоком, будет и на воду дуть, то есть искусившись раз и беде, бояться станешь, где почтя стреха не видишь,
19. Заключает Дав, что состояние господина его гораздо хуже и бедняе, нежели его, по тому что он дав за себя втрое или вчетверо выкуп может быть свободным, а господин его будет во всегдашней неволе и страхе.
20. То есть любовница, опутав тебя своею сетью, так тобою повелевает, как ей угодно, подобно тому, как ребята, играя кубарем на льду, гонят его плетью в любую сторону.
21. Господин спрашивает у Дана.
22. Слуга отвечает.
23. Павзий был весьма искусной живописец. Тот, кто безмерное любопытство в маловажных делах имеет, есть также раб своей страсти.
24. Фулвий, Пацидиан и Рутуб суть имена бойцов.
25. То есть ты сам о всем прилежно любопытствуешь.
26. Порядок оных речей есть сей: Почто прихоти моей душки вредняе мне, нежели тебе.
27. То есть по чему сказать можешь, что ты меньшему наказанию за сластолюбие подвержен, нежели я, по тому что меня за то бьют, а ты от неумереннего ядения слабеешь и дрябнешь телом.
28. Господин, сердяся на слугу, хочет отмстить ему досаду, которего слуга наипаче раздражает.
[2/6] Водовозов В. И.
дав Хотелось мне с тобой потолковать...
Вот, жду давно; да все не смел начать.
гор. Ты это, Давус? дав Я, твой раб... Известно,
Я раб: служу поэтому так честно,
5 Что долго мне еще на свете жить.
гор. Что ж? Я тебе не вправе запретить,
На то декабрь: болтай себе свободно,
Когда уж предкам было так угодно.
дав Послушай, брат. Большая часть людей
10 По шею грязнут в омуте страстей;
А прочие живут себе как знают:
Между неправдой и добром виляют.
Да вот хоть Прискус: скромно так одет,
Порой без колец явится он в свет;
15 Вдруг, смотришь, разом три кольца наденет
И сто раз в день свой клавус переменит.
Исчезнет вдруг из золотых палат...
Где, спросишь, был? А там, куда навряд
И пьяный раб заглянет. В стенах Рима
20 Развратным быть ему необходимо,
В Афинах хочет он ученым слыть,
И так, везде кружась, по ветру плыть.
А Воланерий франт? Беда какая!
Без рук остался. Вот, болезнь лихая:
25 Ведь не играть уж в кости... Не играть?
Слугу он нанял за себя кидать.
Люблю за это: знай во всем порядок.
Стал воровать — воруй же без оглядок,
Пить — пей, гулять — гуляй: на этом стой.
30 А то нет вовсе чести, милый мой,
Как человек, что час, меняться станет:
То вдруг узду опустит, то затянет.
гор. Я долго слушал. Скажешь, наконец,
К чему ты речь свою ведешь, подлец?
35 дав Да о тебе я думал. гор. Что такое?
О мне, бездельник? дав Хвалишь ты былое:
Все эти нравы дедовских времен,
Когда садил капусту Сципион.
Жаль точно — а случись такое чудо,
40 Что годы те вернутся, будет худо,
Сам скажешь ты, что худо... Почему?
Да так. Не веришь ты и сам тому,
Что громко хвалишь, иль отваги мало
В тебе стоять за правду, как пристало.
45 И словом: видишь грязь, а суешь нос.
О селах плачешь в Риме, а пришлось
В деревне жить, уж город величаешь:
Так постоянства ты ни в чем не знаешь.
Случись, тебя не звали на обед:
50 «Ах, то ли дело дома! Не во вред
И ешь, и пьешь... Свой уголок укромный
Всего дороже, и объять свой скромный
Всех яств мясных здоровее стократ:
Горох, пырей и сладостный салат,
55 И виноград, своей рукой взращенный», —
Так рассуждаешь ты, не приглашенный.
Вдруг Меценат прикажет вечерком
К себе придти — и на ноги весь дом
Уж поднял ты: «Эй, олухи! Живее!
60 Сдается мне: оглохли, ротозеи!»
Так ты орешь, свирепствуя, как зверь.
Гостям отказ — и Мульвий, чуть за дверь,
Тебя в досаде, на чем свет, ругает:
«Скотина сыть: голоднего не знает!»
65 Ну, что ж? Ему подобный скажет сам:
«К чему скрываться мне по пустякам?
Не умствую по слабости рассудка
И существую только для желудка.
Мой чуток нос, и запах вкусных блюд
70 Я тонко знаю — да! Я праздный шут
И пьяница, пожалуй... Ты, дружище,
Такой же плут, а, может, и почище;
Других умеешь подымать на смех,
Как будто сам на свете лучше всех.
75 А ведь порок свой только под покровом
Припрятал ты, да скрасил пышным словом».
Так скажет Мульвий, а добавлю я:
Что если ты глупее и меня,
Хоть я тебе пятиста драхм не стою.
80 Не горячись, не двигай так рукою,
А выслушай-ка, что мудрец вещал
(Лакей Криспина все мне рассказал):
«Чужих вот жен ты сманиваешь вечно,
А Давус твой доволен первой встречной:
85 Для чьей спины, скажи, нужнее плеть?
Невмочь природы глупой одолеть,
Я справлюсь так иль иначе: всем смело
Гляжу в глаза — кому какое дело!
Ушел, и нет заботы мне о том,
90 Что, может быть, еще другой потом,
В сто раз меня богаче и моложе,
Туда заглянет мимоходом тоже.
А ты судья, иль раб, иль кто другой?
Отбросил перстень, тогу с плеч долой
95 И, надушившись, всадник величавый,
Укутался искусно в плащ дырявый...
Простым рабом казаться хочешь — что ж?
Ты на раба, сомненья нет, похож.
В чужую спальню крадешься ты вором...
100 Вдруг стал... Глядишь вокруг пугливым взором;
Зуб о зуб, давят грудь и страх, и страсть...
Дрожать колена... Экая напасть!
Ведь все равно: секут тебя плетями,
Иль на закланье в цирк идешь с рабами,
105 Иль в смрадный ящик заперт, где тебя,
Спасаясь, прячет милая твоя;
Согнувшись в три дуги, сидишь ты, жалкий,
А муж грозит еще судом иль палкой:
Законы вас обоих не щадят,
110 Но соблазнитель вдвое виноват.
Горда твоя матрона: цену знает
Тего, что так не скоро уступает,
И не поверит сладеньким речам.
А ты, безумный, лезешь в петлю сам —
115 И вмиг попался... Как? О том не ведал;
Но в руки мужа гневнего все предал:
Именье, жизнь и вместе с телом честь.
Иль, может, спасся? В яму снова лезть
Остережешься: опыт в том порукой...
120 Какой! Уж оступился, близорукий, —
И пропадешь... Не раб ли ты прямой?
Ну видано ль, чтоб даже зверь какой,
Прорвавши сеть, вернулся в сеть обратно.
Ты скажешь: «Я живу не так развратно».
125 И я не вор, как мимо ваз пройду:
Хоть золотых наставь, не украду.
Страх вяжет руки; дай им красть свободу;
Посмотрим, как удержишь ты природу.
Ты господин мне? Ты? А что людей,
130 А сколько самых мелочных страстей
Тобой владеют всюду и всечасно?
Пусть три, четыре раза громогласно
Тебя свободным претор назовет,
Все ж рабский страх в душе твоей живет.
135 Ты знаешь, так уж принято на свете:
Один имеет сан, тот чин, а третий
Лишь подчиненный. Несмотря на то,
Они все слуги, а тебе я кто?
Мне господин ты — это справедливо...
140 Ну, а другпм слуга! И так, не диво,
Что все тобою водят, в свой черед,
Как куклой на пружине, взад-вперед.
Кего ж назвать свободным? Кто владеет
Собою, кто пред смертью не бледнеет,
145 Кего ни бедность, ни позор ногтей
Не устрашат, кто царь своих страстей,
На суетные почести не падок,
В самом себе закончен, цел и гладок,
Так, что ничто его не возмутит;
150 Ему равно: он голоден иль сыт.
Скажи: из этих качеств что отыщешь
В тебе? Весь день за женщиной ты рыщешь,
А пять талантов требует она —
И все получит, выжмет все сполна:
155 За то, смотри, уж как тебе отплатит!
Порой водой холодною окатит
II выгонит за двери со стыдом...
Пождешь и снова призовет потом.
Да, наконец, опомнись: видеть больно...
160 Скажи: «Свободен я, терпел довольно...
Прочь эти цепи!» Нет, не можешь, нет!
От прежней воли уж пропал и след.
Твоей душой владыка темный правит...
Остановись: он вновь бежать заставит —
165 Вперед, вперед, все тою же стезей —
И грозно держит бич над головой!
Любуясь также Павзия картиной,
В восторге глупом или с важной миной,
Грешишь ли меньше моего? Готов
170 Спроста глазеть я несколько часов
На разные трактирные картинки —
Все Фульвия, Рутубы поединки,
Хоть, взявши просто уголь или мел,
Разрисовал свой брат их, как умел.
175 Бранишь меня за это бранью всякой:
Ленивец Давус, негодяй, гуляка!
А ты куда в художестве далек!
Ты самый тонкий древностей знаток.
Обжора я, чуть соблазнюсь немножко
180 На сковроде дымящейся лепешкой...
А ты, небось, возвышен так умом,
Что не пойдешь обедать в знатный дом.
Съесть лишнее мне был бы вред немалый...
Зачем? Да спину не согну, пожалуй.
185 А ты, как брюхо донельзя набил,
То думаешь — твоих достанет сил
Прображничать всю жизнь... Надейся смело!
Таскать откажут ноги это тело,
Растленное пороками совсем.
190 Слуга жестоко провинился тем,
Что променял на виноград суконку,
Стянув ее из бани потихоньку,
А барин, все именье растеряв,
В угоду глотке, остается прав.
195 Еще скажу я: был ли ты собою
Хоть раз доволен? Мучимый хандрою,
В досужный час не знаешь, что начать,
И был бы рад сам от себя бежать,
И заглушить желал бы хоть немнего
200 Вином и сном больной души тревогу.
Напрасно все: повсюду за тобой
Следит сопутник беспощадный твой.
гор. Ах, если б камень... дав Что с тобой, сердечный?
гор. Где стрелы? дав Спятил ты с ума, конечно,
205 Или стихи кропаешь? гор. Сгинь ты с глаз;
Не то в работу запрягу сейчас.
Водовозов В. И., «Переводы в стихах и оригинальные стихотворения», СПб., 1888, с. 315—320.
Вольный перевод седьмой сатиры второй книги.
У Римлян в средин Декабря месяца было празднование Сатурналий в память золотего века, когда в Италии царствовал Сатурн, и все люди были счастливы. В это время давалась рабам некоторая свобода говорить и делать что угодно. Иногда в шутку господа делались слугами и заставляли рабов своих разыгрывать роли барина. Давус, слуга Горация, воспользовался этим случаем, и, набравшись разной мудрости у привратника стоическего философа, Криспина, вздумал наставлять своего господина. Надо заметить, что стоики в то время уже в значительной степени потеряли прежнее значение и обратились к цинизму, и Гораций нигде не пропускает случая их осмеивать. Давус здесь приписывает Горацию такие пороки, которых он верно не имел; зато другие, к кому прямо могли относиться слова раба, должны были почувствовать всю их едкость.
[3/6] Дмитриев М. А.
дав Слушаю я уж давно. И хотелось бы слово промолвить:
Только боюсь: я ведь раб!.. гор. Это, кажется, Дав? дав Да, он самый —
Дав, твой преданный раб и служитель достаточно честный,
Чтобы меня ты оставил в живых! гор. Ну что ж с тобой делать!
5 Пользуйся волей декабрьской: так предки уставили наши.
Ну, говори! дав Есть люди, которые в зле постоянны,
Прямо к порочной их цели идут; а другие мятутся
Между злом и добром. Вот Приск, например: то он носит
По три перстня зараз, а то и единственный снимет;
10 То он широкой, то узкой каймой обошьет свою тогу, —
То он в роскошном чертоге живет, а то заберется
В этакий дом, что и раб постыдился бы выйти оттуда;
То щеголяет он в Риме, то вздумает лучше в Афинах
Жить как мудрец: сто Вертумнов его преследует гневом!
15 А Воланерий, когда ему скрючила пальцы хирагра
(И поделом игроку!), то нанял себе человека
Чтобы за деньги он тряс и бросал из стаканчика кости
Вот постоянства в пороках пример! Но все же и этим
Он счастливей, чем Приск: он меньше презрен и несчастлив,
20 Нежели тот, кто веревку свою то натянет, то спустит.
гор. Скажешь ли, висельник, мне: к чему эти пошлые речи?..
дав Да к тебе! гор. Как ко мне, негодяй? дав Не сердись! Но не ты ли
Нравы и счастие предков хвалил? А ведь если бы это
Счастие боги тебе и послали, ведь ты бы не принял!
25 Все оттего, что не чувствуешь в сердце, что хвалишь устами;
Иль оттего, что в добре ты нетверд, что увяз ты в болоте
И что лень, как ни хочется, вытащить ноги из тины.
В Риме тебя восхищает деревня: поедешь в деревню —
Рим превозносишь до звезд. Как нет приглашенья на ужин —
30 Хвалишь и зелень и овощи; счастьем считаешь, что дома
Сам ты себе господин, как будто в гостях ты в оковах,
Будто бы рад, что нигде не приходится пить, и доволен.
Если же на вечер звать пришлет Меценат: «Наливайте
Масло скорее в фонарь! Эй! Слышит ли кто?» Как безумный
35 Ты закричишь, зашумишь, беготню во всем доме поднимешь.
Мульвий и все прихлебатели — прочь! А какие проклятья
Сыплют они на тебя — уж лучше о том и не думать!
«Да, — рассуждает иной. — Нос по ветру, брюхо пустое —
Вот я каков, лентяй и глупец, завсегдатай трактирный!
40 Что ж, я не спорю о том! Но поверь, что и сам ты такой же,
Если не хуже; только что речью красивой умеешь
Слабость свою прикрывать!» И точно: ведь впрямь ты безумней
Даже меня, хоть меня и купил ты на медные деньги!
Да не грозись, подожди, удержи и руку и злобу —
45 Я расскажу тебе все, что открыл мне привратник Криспина!
Жены чужие тебя привлекают, а Дава — блудницы,
Кто же из нас достойней креста за свой грех? Ведь когда я
Страстной природой томлюсь, раздеваясь при яркой лампаде
Та, что желаньям моим ответствует, как подобает,
50 Или играет со мной и, точно коня, распаляет,
Та отпускает меня, не позоря: не знаю я страха,
Как бы ее не отбил кто-нибудь иль богаче, иль краше;
Ты же снимаешь с себя и всадника перстень, и тогу
Римскую, ты из судьи превращаешься в гнуснего Даму
55 И надушенные кудри вонючим плащом прикрываешь.
Разве тогда ты не тот, кем прикинулся? Робкего вводят
В дом тебя; борется похоть со страхом, колени трясутся.
Разница в чем — ты «на смерть от огня, от плетей, от железа»
Сам, подрядившись, идешь или, запертый в ящик позорно,
60 Спущен служанкой туда, сообщницей грязнего дела,
Скорчась сидишь, до колен головою касаясь? По праву
Мужу грешащей жены дана над обоими воля.
А уж над тем, кто прельстил, — особенно. Ибо она ведь
В доме своем и в платье своем, а тебе уступает
65 Лишь потому, что боится тебя, твоей страсти не веря.
Ты ж, сознавая, пойдешь под ярмо и ярости мужа
Весь свой достаток отдашь, свою жизнь, свое тело и славу!
Цел ты ушел; поумнел, я надеюсь, и станешь беречься?
Нет, где бы снова дрожать, где бы вновь мог погибнуть ты ищешь.
70 О, четырежды раб! Какое ж чудовище станет,
Цепи порвавши, бежав, возвращаться обратно к ним сдуру?
«Я не блудник!» — возразишь ты. И я ведь не вор — прохожу я
Мимо серебряных ваз, а не трону. Но только из страха!
Сбрось лишь эту узду, и природа тотчас забунтует.
75 Ты господин мой, а раб и вещей и раб человеков
Больше, чем я, потому что с тебя и сам претор ударом
Четырехкратным жезла́ — добровольной неволи не снимет!
К этому вот что прибавь, что не меньше внимания стоит:
Раб, подвластный рабу, за него исправляющий должность, —
80 Равный ему или нет? Так и я пред тобой! Ты мне тоже
Ведь приказанья даешь, а сам у других в услуженье,
Словно болванчик, которым другие за ниточку движут!
Кто же свободен? Мудрец, который владеет собою:
Тот, кего не страшат ни бедность, ни смерть, ни оковы
85 Кто не подвластен страстям, кто на почести смотрит с презреньем;
Тот, кто довлеет себе; кто как шар, и круглый и гладкий,
Все отрясает с себя, что его ни коснется снаружи;
Тот, перед кем и Фортуна опустит бессильные руки:
С этим подобьем ты сходен ли? Нет! Попросит красотка
90 Пять талантов с тебя, да помучит, да двери захлопнет,
Да и холодной окатит водой, да снова приманит!
Вырвись попробуй из этих оков! «Я свободен!» — Ужели?
Нет! Над тобой есть такой господин, что, лишь чуть притомишься,
Колет тебя острием; а отстанешь — так он подгоняет!
95 Смотришь картины ты Павсия, к месту как будто прикован.
Что ж, ты умнее меня, коли я, на цыпочки ставши,
Пялю на стенку глаза, где намазаны красным и черным
Рутуба, Фульвий и Плацидеян в отчаянной битве?
Будто живые они: то удар нанесут, то отскочат!
100 Дав засмотрелся на них — ротозей он; а ты заглядишься —
Дело другое: ты тонкий ценитель художества древних!
Я на горячий наброшусь пирог — ты меня обругаешь;
Ну, а тебя от пиров спасает ли дух твой высокий?
Я понимаю, что мне обжорство гораздо опасней, —
105 Я ведь спиною плачусь! Но и ты дождешься расплаты
За разносолы твои, на которые тратишь ты деньги;
Горькой становится сласть, когда она входит в привычку,
И не стоит на неверных ногах недужное тело!
Раб твой, скребницу стянув, променяет на кисть винограда —
110 Он виноват; а кто земли свои продает в угожденье
Жадному брюху, тот раб или нет? Да прибавь, что ты дома
Часу не можешь пробыть сам с собой, а свободное время
Тратишь всегда в пустяках! Ты себя убегаешь и хочешь
Скуку в вине потопить или сном от забот позабыться,
115 Только напрасно! Они за тобой — и повсюду нагонят!
гор. Хоть бы мне камень попался какой! дав На что? гор. Хоть бы стрелы!
дав Что это с ним? Помешался он, что ль, иль стихи сочиняет?..
гор. Вон! А не то попадешь ты девятым в сабинское поле!
Впервые: «Сатиры Квинта Горация Флакка», М., 1858.
Сатира 7. О рабстве людей перед пороками. Этот стоический парадокс — «все люди рабы, один мудрец свободен» — развивает перед Горацием его раб Дав, пользуясь традиционной вольностью декабрьскего праздника сатурналий (ст. 5), когда рабы и господа словно менялись местами; и как в сатире 3 Дамасипп перенял свои мысли у философа Стертиния, так здесь раб Дав у раба-привратника философа Криспина (ст. 45).
14. Вертумн — бог превращений и времен года.
58. «На смерть от огня...» — формула присяги наемных гладиаторов.
76—77. ...претор ударом // ...неволи не снимет! — Удары преторскего жезла — один из актов при отпущении раба на волю.
79. Раб, подвластный рабу... — Раб, накопивший денег, мог нанимать себе рабов-заместителей, исполнявших его работы.
95. Лавсий — греческий художник IV в. до н.э., товарищ Апеллеса, Уличные рисунки с изображениями модных гладиаторов, вроде Рутубы и других (ст. 98), сохранились в Помпеях.
118. ...попадешь ты девятым в сабинское поле! — Удаление городскего раба в сабинское поместье (где у Горация было занято восемь рабов) было тяжелым наказанием.
[4/6] Дмитриев М. А.
дав Слушаю я уж давно. И хотелось бы слово промолвить:
Но я, раб твой, немножко боюсь!.. гор. Кто там?.. Дав? дав Дав, вернейший
Твой господский слуга, усердный, довольно и честный,
Стоящий, право, жизнь сохранить! гор. Хорошо! Так и быть уж.
5 Пользуйся волей декабрьской: так предки уставили наши.
Ну, говори! дав Есть люди, которые в зле постоянны,
Прямо к порочной их цели идут; а другие, колеблясь
Между злом и добром, то стремятся за добрым, то злое
Их пересилит. — Вот Приск, например: то по́ три он перстня
10 Носит бывало, то явится с голою левой рукою.
То ежечасно меняет свой пурпур, то угнездится
Он из роскошнего дома в такой, что, право, стыдился б
Вольноотпущенник, если пригож, из него показаться.
То щеголяет он в Риме, то вздумает лучше в Афинах
15 Жить, как философ. Не в гневе ли всех он Вертумнов родился!
А Воланерий, когда у него от хирагры ослабли
Пальцы (оно и за дело), нанял, кормил человека,
В кости играя, трясти и бросать за него! — Постоянство
Право и в этом — все лучше: он меньше презрен и несчастлив,
20 Нежели тот, кто веревку свою то натянет, то спустит.
гор. Скажешь ли, висельник, мне: к чему ты ведешь речь такую?..
дав Да к тебе! гор. Как ко мне, негодяй? дав Не сердися! — Не ты ли
Нравы и счастие предков хвалил? А если бы это
Счастие боги тебе и послали, ведь ты бы не принял!
25 Все оттего, что не чувствуешь в сердце, что хвалишь устами;
Что в добре ты не тверд, что глубоко увяз ты в болоте
И что лень, как ни хочется, вытащить ноги из тины.
В Риме тебя восхищает деревня; поедешь в деревню —
Рим превозносишь до звезд. Как нет приглашенья на ужин —
30 Хвалишь и зелень и овощи; счастьем считаешь, что дома
Сам ты себе господин, как будто в гостях ты в оковах,
Будто бы рад, что нигде не приходится пить, и доволен.
Если же на вечер звать пришлет Меценат: «Подавайте
Масла душистые! Эй! да слышит ли кто?» Как безумный,
35 Ты закричишь, зашумишь, беготню во всем доме поднимешь.
Мульвий и все прихлебатели — прочь! Как тебя проклинают,
Я не скажу уж тебе. — «Признаться, легонек желудок! —
Рассуждает иной: — хоть бы хлеба понюхал!» Конечно,
Я и ленив и обжора! Все так! Да и сам ты таков же,
40 Если не хуже; только что речью красивой умеешь
Все недостатки свои прикрывать! Что, если и вправду
Ты безумней меня, за которего ты же безделку,
Пять сотен драхм заплатил? — Да постой! не грози, не сердися!
Руку и желчь удержи: и слушай, пока расскажу я
45 Все, чему надоумил меня приворотник Криспина!
Жены чужие тебя привлекают, а Дава — блудницы.
Кто же достойней из нас креста за свой грех? Ведь, когда я
Страстной природой томлюсь, раздеваясь при яркой лампаде,
Та, что желаньям моим ответствует, как подобает,
50 Или играет со мной и, точно коня, распаляет,
Та отпускает меня, не позоря: не знаю я страха,
Как бы не отнял ее кто меня и богаче иль краше;
Знаки отличья сложивши, — и всадника перстень и тогу
Римскую, — ты, что судьей был пред тем, выступаешь, как Дама
55 Гнусный, для тайны, главу надушенную в плащ завернувши:
Разве тогда ты не тот, кем прикинулся? Робкего вводят
В дом тебя; борется похоть со страхом, колени трясутся.
Разница в чем — ты «на смерть от огня, от плетей, от железа»
Сам, не нанявшись, идешь, или запертый в ящик позорно,
60 Спущен служанкой туда, сообщницей грязнего дела,
Скорчась сидишь, до колен головою касаясь? Законом
Мужу матроны грешащей дана над обоими воля.
Да и над тем, кто прельстил, справедливее. Ибо она ведь
Платье, жилище свое не меняла, грешит только с виду,
65 Так как боится тебя и любви твоей вовсе не верит.
Ты ж, сознавая, пойдешь и под вилы и ярости мужа
Весь свой достаток отдашь, свою жизнь, вместе с телом и славу, —
Цел ты ушел: научен, полагаю, ты станешь беречься:
Нет, где бы снова дрожать, где бы вновь мог погибнуть, ты ищешь!
70 О, какой же ты раб! Какое ж чудовище станет,
Цепи порвавши, бежав, возвращаться обратно к ним сдуру?
«Ты, — говоришь, — не развратен!» А я — я не вор! Ежедневно
Мимо серебряных ваз прохожу, а не трону! Но сбрось ты
Страха узду, и сейчас природа тебя обуяет!
75 Ты господин мой; а раб и вещей и раб человеков
Больше, чем я, потому что с тебя и сам претор ударом
Четырехкратным жезла́ — добровольной неволи не снимет!
К этому вот что прибавь, что не меньше внимания стоит:
Раб, подвластный рабу, за него исправляющий должность, —
80 Равный ему, или нет? — Так и я пред тобой! — Ты мне тоже
Ведь приказанья даешь; сам же служишь другим как наемник
Или как кукла, которой другие за ниточку движут!
Кто же свободен? — Мудрец, который владеет собою;
Тот лишь, кего не страшат ни бедность, ни смерть, ни оковы;
85 Тот, кто, противясь страстям, и почесть и власть презирает;
Кто совмещен сам себе; кто как шар, и круглый и гладкий,
Внешних не знает препон; перед кем бессильна Фортуна!
С этим подобьем ты сходен ли? — Нет! Попросит красотка
Пять талантов с тебя, да и двери с насмешкой затворит,
90 Да и холодной окатит водою; в после приманит!
Вырвись, попробуй, из этих оков на свободу! — Так что же
Ты говоришь: «Я свободен!» — Какая же это свобода!
Нет! Над тобой есть такой господин, что, лишь чуть обленишься,
Колет тебя острием; а отстанешь — так он погоняет!
95 Смотришь картины ты Павсия, к месту как будто прикован!
Что ж, ты умнее меня, на Рутубу коль я засмотрелся
С Фульвием в схватке, углем и красной намазанных краской,
Или на Плацидеяна гляжу, что коленом уперся?
Будто живые они: то удар нанесут, то отскочат!
100 Дав засмотрелся на них — ротозей он; а ты заглядишься —
Дело другое: ты тонкий оценщик художества древних!
Я на горячий наброшусь пирог — негодяй! — Добродетель,
Разум высокий тебя от жирных пиров удаляют!
Мне и вреднее оно: я всегда поплачуся спиною!
105 Но и тебе не проходит ведь даром! — Твой пир бесконечный
В желчь превратится всегда и в расстройство желудка; а ноги
Всякий раз отрекутся служить ослабевшему телу!
Раб твой, безделку стянув, променяет на кисть винограда —
Он виноват; а кто земли свои продает в угожденье
110 Жадному брюху, тот раб или нет? — Да прибавь, что ты дома
Часу не можешь пробыть сам с собой; а свободное время
Тратишь всегда в пустяках! — Ты себя убегаешь, и хочешь
Скуку в вине потопить или сном от забот позабыться,
Точно невольник какой или с барщины раб убежавший!
115 Только напрасно! Они за тобой, и повсюду нагонят!
гор. Хоть бы камень какой мне попался! дав На что? гор. Хоть бы стрелы!
дав Что это с ним? — Помешался он что ль, иль стихи сочиняет?..
гор. Вон! А не то угодишь у меня ты девятым в Сабину!
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 278—281.
Сатира 7. Стихи 46—71, не переведенные Дмитриевым — перевод Н. С. Гинцбурга.
5. ...Пользуйся волей декабрьской... Во время праздника Сатурналий (См. Сат. II, 3, ст. 5) рабы пользовались временной свободой в память всеобщего равенства в баснословные дни Сатурнова века. Какова, однако, была эта свобода, видно из последних стихов сатиры.
15. Вертумн — италийский бог всяких перемен и превращений, культ которего пришел а Рим из Этрурии. Дав употребляет форму множественнего числа скорее всего потому, что «Вертумнами» он заменяет обычное в произносимой им формуле слово «боги» (ср. подобное же выражение в Сат. I, 5, ст. 98).
16. Воланерий — обычное имя для городских бездельников и прихлебателей.
43. Пятьсот драхм — около 190 рублей. Это цена очень низкая. Обычно за раба платилось в несколько раз больше.
76—77. Гораций указывает на одну из формальностей при отпуске раба на волю. Подробно этот отпуск описывает сатирик Персии (р. 34 г. н.э.) в ст. 75 слд. пятой Сат. (русский перевод Н. М. Благовещенскего, Спб. 1873).
79. ...Раб, подвластный рабу... Рабы имели право нанимать или покупать себе заместителей, «викарией», исполнявших за них работы.
89. Пять талантов — около десяти тысяч рублей.
96—97. Рутуба, Фульвий — гладиаторы. Дав говорит об их изображениях, намалеванных на афишах.
118. ...Угодишь... ты девятым в Сабину. — В Сабинском поместье Горация работало восемь рабов. Удаление городскего раба на работу в деревню было одним из тяжелых наказаний. Ср. первую сцену «Привидении» (Mostellaria) Плавта, где один раб угрожает другому такою ссыпкой (см. перевод А. Артюшкова в изд. ‘Academia’ M. 1935, стр. 275).
[5/6] Манн А. И.
Дав. Уже давно я (здесь) подслушиваю и, (хотя) имею сильное желание сказать тебе немногое, (все же) как раб в страхе отказываюсь от такой мысли. Гораций. Это ты, Дав?
Дав. Да, Дав, преданный господину раб и честный (насколько этего) достаточно для тего, чтобы ты признавал его живучим.
Гораций. Ну, так пользуйся декабрьской свободой, коль скоро предки этего захотели: говори.
Дав. Часть людей находит удовольствие в пороках и неотступно преследует намеченную цель; (другая) значительная часть, (страдая непостоянством), то хватается, (подобно относимым течением пловцам), за добродетельные поступки, то поддается недобрым (побуждениям). Приск, часто обращавший на себя внимание (своими) тремя кольцами и осуждаемый за это, иной же раз без всяких украшений на левой руке, вел неодинаковый образ жизни так, что, (например), ежечасно менял (одежды с пурпурной) полосой, из пышных палат вдруг забирался (в такое помещение), откуда едва ли прилично было бы выходить вольноотпущеннику почище, то предпочитал жить в Риме, путаясь с чужими женами, то в Афинах — в качестве философа, (словом это был) человек, родившийся под недоброжелательною звездою всех Вертумнов, сколько бы их ни оказалось. Шут Воланерий, после тего как заслуженная (им) хирагра поразила суставы (его пальцев), стал держать (при себе), нанятего за поденную плату человека, который собирал бы игральные кости и опускал их в (предназначенный для этего) стакан: насколько этот последний является более постоянным при одних и тех же пороках, настолько легче он переносит несчастие, чем тот первый, который (изнуряет себя) работою то при натянутой, то при отпущенной веревке.
Гораций. Ты не скажешь мне, висельник, куда сегодня метит эта (твоя) столь нелепая речь, (которую я выслушал)?
Дав. Говорю прямо: в тебя.
Гораций. Каким это образом, негодяй?
Дав. Ты восхваляешь имущественное положение и нравы древнего народа, и при этом сам, если бы бог вдруг привел тебе (жить) в таких условиях, ни разу (не согласился) бы или потому, что ты не уверен, что громогласно выдаваемое тобою за более добродетельное (и) в действительности таково, или потому, что без (достаточной) твердости отстаиваешь добродетель, а сам застрял в грязи, тщетно желая высвободить (из нее ногу). В Риме тебя так и тянет в деревню, в деревне же ты, по свойственному тебе непостоянству, превозносишь до небес город, которего ты не видишь перед собою. Если ты случайно никуда не приглашен к обеду, ты хвалишь овощи, которые можешь есть без всяких забот, называешь себя при таких условиях счастливым и доволен, что тебе нигде не предстоит попойка, точно ты отправляешься куда-нибудь (в чужой дом) в оковах. (Однако) стоит только Меценату потребовать тебя к обеденному столу (уже) в поздний час, когда зажигаются первые огни, ты поспешно и без толку (принимаешься) громко выкрикивать: «Никто разве не несет масла поживее? Да слышит ли меня кто-нибудь? и убегаешь. Мульвий и (другие) шуты расходятся, послав (тебе вдогонку) проклятия, которые не следует передавать. (В подобном случае) он мог бы (тебе) сказать: «Право, признаюсь, я по легкомысленности слушаюсь (своего) брюха, поднимаю нос, почуяв запах кушаний, бессилен, (чтобы побороть себя), нерадив и, если тебе (этего мало), назови меня еще гулякой. Ты же, будучи (по натуре) тем же, чем и я, а, может быть, и похуже, (с чего это) еще (вздумал) нападать на меня, точно ты лучше (меня), и прикрывать (свой) недостаток пригожими речами? А что, если (вдруг окажется), ты глупее меня самего, купленнего за пятьсот драхм? Перестань устрашать меня взглядом; не давай воли гневу и рукам, пока я передаю (тебе) то, чему меня научил привратник Криспина. Тебя (например), пленяет чужая жена, а Дава — девочка. Кто из нас обоих за свои грехи более достоин (быть пригвожденным) к кресту? Как только резкий порыв естественной потребности возбудил меня, всякая (девочка), которая, раздевшись донага, при ярком свете лампы восприняла проявление моей похоти, лежа подо мною или усевшись без стеснения на меня верхом, отпускает меня (на все четыре стороны), причем ни обо мне не идет дурная слава, ни я сам не беспокоюсь, чтобы с тою же самою девочкою не имел половых сношений (кто-нибудь) побогаче (меня) или покрасивее. Ты же, когда выходишь (из дому), сбросив с себя внешние отличия — (а именно) всадническое кольцо и римское одеяние, — и приняв безобразный вид в плаще с капюшоном, закрывающем надушенную голову, (т. е.) обратившись из судьи (в какего-то) Дама, разве не оказываешься в действительности тем, кем ты представляешься? Ты робеешь, когда тебя вводят к твоей возлюбленной, и ощущаешь дрожь (в своих) членах то под влиянием страстных порывов, то от страха. Какое имеет значение — идешь ли ты, нанявшись на то, чтобы тебя секли розгами и убили мечом, или, будучи запертым в позорный ящик, в который тебя (упрятала) господскего (греха), ты (вынужден) скорчиться до такой степени, что (твоя) голова касается колен? Не справедлива ли (та) власть, которую (по закону) имеет муж греховной жены по отношению к обоим? По отношению к соблазнителю (эта власть) даже (представляется) более справедливою. Между тем она не меняет ни способов (совокупления), ни места, ни (ложится на тебя) сверху, потому что боится тебя как женщина и не доверяет любовнику. (И при всем том) ты сознательно пойдешь под вилы и отдашь во власть рассвирепевшего господина все свое имущество и жизнь, и тело, и (добрую) славу. (Положим), ты (благополучно) избежал (опасности). Я, (по своей глупости), воображаю, что ты впредь будешь бояться (подвергать себя такому риску) и, наученный (опытом), будешь осторожнее; (однако), ты, о (человек), столько раз отдающий себя в рабство, станешь искать (случая), когда бы ты снова был повергнут в ужас и снова мог погибнуть. Какой дикий зверь, (скажи мне), после тего как он раз (уже) убежал на свободу, даст себя (с дуру) вновь посадить на цепь, которую он порвал? Ты говоришь: «Я не прелюбодей», и я, клянусь Геркулесом, не вор, коль скоро, по своей рассудительности, прохожу мимо серебряных сосудов (не трогая их). Уничтожь опасность: сейчас же, если больше нет узды, выкажет себя неустойчивая природа. Ты ли мне господин, (ты), уступающий столь многочисленным и (непомерным) требованиям обстоятельств и людей, которего даже несколько раз повторенное прикосновение лозы не в состоянии освободить от жалкего чувства страха? Прибавь еще (соображение), которое может быть не менее веским, чем (уже) высказанное (мною); будет ли то викарий, который состоит в подчинении у раба, как говорится на вашем обычном (языке), или товарищ по рабству, то чем именно, (спрашивается), являюсь я по отношению к тебе? Ведь, ты, дающий мне приказания, служишь рабом другому (господину) и, несчастный, позволяешь себя направлять подобно деревянной (кукле), которая приводится в движение шнурками, находящимися в чужих (руках). Кто же, стало быть, свободен? Мудрец, который (сам) повелевает собою; которего не страшат ни бедность, ни смерть, ни оковы; кто смело дает отпор страстям, презирает почести; (кто находит) полное удовлетворение в самом себе, (кто отшлифован) и кругл (как шар), так что ничто внешнее не в состоянии удержаться на (его) гладкой (поверхности), по отношению к которому судьба всегда (оказывается) бессильною. Можешь ли ты из всех этих качеств, мною перечисленных, признать что-либо как (тебе) присущее? Пять талантов требует от тебя женщина, не дает (тебе) покоя, обливает (тебя) холодною (водою); отогнав от дверей, снова зовет. Вырви шею из-под постыднего ярма, решись сказать: «Я свободен, свободен». Ты не в силах; и вот господин нещадно подавляет (твой) ум, колет его, усталего, острыми батогами и подгоняет отказывающегося служить. Или когда ты, безумец, застываешь (от восторга) пред картинкой Павсия — каким образом ты грешишь меньше меня, когда я, напрягши колени, дивлюсь битвам Фульвия и Рутубы, или Пацидеяна, нарисованным красною краскою или углем (так живо), как будто они на самом деле сражаются, наносят (друг другу) удары и избегают (нападений противника), потрясая оружием. Дав, (человек) негодный и мешкотный, а ты слывешь тонким и сведущим знатоком старинных (произведений искусства). Я ничего не стою, если меня соблазняет пирог, от которего идет пар; а способна ли твоя мощная добродетель и твой характер (всякий раз) противостоять богатым обедам? Почему чревоугодие для меня более гибельно? Потому, конечно, что меня наказывают (за это ударами по спине). Отчего ты более безнаказанно, (чем я), гонишься за приправами, которые не могут быть куплены по дешевой цене? Бесспорно, пиры (приедаются), если стремиться к ним без конца, и (дрожащие) ноги отказываются (служить) порочному телу. Или грешит тот, кто, на манер рабов, в ночную пору, меняет краденую скребницу на виноградную гроздь? Кто продает имения, повинуясь (своей) глотке, ничего не имеет в себе рабскего? Прибавь еще, что ты и в течение короткего времени не можешь владеть собою, не можешь, как следует, распределить (свой) досуг, сам себя избегаешь, будучи беглым и бродягой, ища забвения от заботы то в вине, то во сне, (и все напрасно): мрачная спутница теснит беглеца и следует (за ним неотступно).
Гораций. Откуда бы мне (достать) камень?
Дав. Для чего он нужен?
Гораций. Откуда бы (получить) стрелы?
Дав. Человек (этот) или рехнулся, или сочиняет стихи.
Гораций. Если ты отсюда поживее не уберешься, то (будешь приписан) девятым работником на сабинском поле.
«Журнал Министерства народнего просвещения», СПб., 1904, № 6, отд. 5, с. 290—294.
Сатиры Горация. Сатира VII-я II-й книги. В скобки заключены слова, которых нет в латинском тексте, но которые необходимы для большей ясности смысла.
[6/6] Фет А. А.
дав Слушаю тут я давно, сказал бы тебе, да рабу-то
Страшно маленько. гор. Знать Дав там? дав Так точно, твой Дав крепостной я,
Преданный господину и честный настолько, что можешь
Думать, что я поживу. гор. Так вот, декабрьской свободой —
5 Предки тего так хотели — воспользуйся ты; разболтайся.
дав Часть людей с постоянством порокам верна, и стремится
К цели своей; большая же часть в шатанье, то схватит
Должное, то порокам поддастся. Не редко видали
Приска с тремя вдруг перстнями, вдруг с голою левой рукою;
10 Так неровно он жил, меняя кайму ежечасно;
Из обширных чертогов туда вдруг бежал он, откуда
С честью едва ли бы мог выходить отпущенец почище;
То он щеголем в Риме, то вдруг ученым в Афинах
Вздумает жить, у Вертумниев всех при рождении проклят.
15 Воланерий кутила, когда суставы хирагра
Поделом связала ему, за поденную плату
Содержал человека, чтоб тот игральные кости
Брал за него, и клал в рожок. На сколько в пороках
Он постоянней, на столько он меньше несчастлив, и лучше
20 Будет тего, кто канат то натянет, то сдаст при работе.
гор. Ты не скажешь ли нынче, куда эта мерзость-то целит,
Висельник? дав Прямо в тебя. гор. Почему же, презренный? дав Ты хвалишь
Счастье и нравы стариннего люда, а в тоже ты время,
Если б какой либо бог тебя к ним вернул, их отверг бы
25 Иль и сам ты тего, о чем ноешь, добром не считаешь
Или не твердо стоишь за добро, а на столько погрязнул,
Что напрасно стараешься вытащить ноги из тины.
В Риме ты рвешься в деревню, в деревне ты город заглазный
До небес превозносишь, чудак. Коль случайно на ужин
30 Ты не зван, восхваляешь ты скромную овощь, как будто
Скован куда-то идешь, говоришь, что ты счастлив, доволен,
Что нигде не приходится пить. А позвал бы хоть поздно,
При вечерних огнях, Меценат тебя гостем явиться:
«Иль нет никего мне масла подать поскорее?
35 Эй, кто слышит?» Ты громко бы тут пробурчал, и умчался.
Мульвий и с ним прихлебатели вышли, тебя помянувши
Тем, чего нельзя доложить. Пускай, говорит он,
Руководим я и брюхом, и нос мой чует жаркое,
Пусть я дрябл и лентяй; коль хочешь, зови лизоблюдом;
40 Ты такой же, как я, быть может, и хуже: зачем же
Нападаешь как словно достойнейший, чинною речью
„Облекая порок”. А ну как выйдешь глупее
Даже меня, который пятьсот только драхм тебе стоил?
Брось меня взором пугать, удержи ты руку и злобу,
45 Дай досказать, что внушил самому мне привратник Криспина.
Ты к чужой супруге стремишься, Дав к уличной деве:
Кто из нас достойней креста? Когда мою похоть
Возбуждает природа, меня при свете лампады
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
50 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я ухожу без позора и без забот, как бы больше
Статный или богатый со мной не сходил в тоже место.
Ты, как сбросив отличия, всадника перстень и тогу
Римскую, из судьи обратишься в грязнего Дама,
55 Так как душистую голову в плащ заверну л ты. Но разве
Ты не то, чем прикинулся? За провожатым ты робко
Входишь; в борьбе между страхом и похотью кости трепещут,
Что за различие — ходишь ли ты, обречен на сожженье,
На убиение розгами или мечом — или заперт
60 В гнусный ящик служанкой, сообщницей зла, помещенный,
Скорчен так, что дошел головой до колен? Не дана ли
Мужу греховной жены над обоими воля по праву?
Над соблазнителем даже с большим правом. Она ведь
Не меняла жилища, а только греху подлежала.
65 Женщина все же страшится тебя, и любви плохо верит,
Ты же в сознанье идешь под вилы и грозному мужу
Отдаешь достояние все, жизнь, тело и славу.
Вот ты ушел: полагаю, ученый, ты станешь бояться;
Ты же мечтаешь, как вновь бы дрожать от смертнего страха?
70 О на сколько ж ты раб! Какой же зверь, разорвавший
Цепи и раз успевший бежать, сам с дуру вернется.
Я не распутник — ты скажешь. И я не вор, побожусь в том,
Если умно прохожу мимо вазы серебряной; скрой ты
Только грозу, и узду природа блудливая сбросит.
75 Ты мне какой господин, когда ты на столько от многих
Лиц и влияний зависишь, когда тебя, трижды ударив
Или четырежды претор лозой, не избавит от страха?
Дальше к тому же прибавь, что важно не менее: ибо
Будет ли тот нанятой, кто служит рабу, как обычай
80 Ваш говорит — или раб сотоварищ; тебе то я что же?
Ежели сам повелитель ты мой, раб несчастный другего,
И тебя шевелят другие, как ниткой колчушку.
Кто же свободен один? Мудрец, что собою владеет,
И ни бедность ему, ни смерть не страшна, ни оковы,
85 Сильный страстям дать отпор, он на почести смотрит с презреньем,
Целостен весь он в себе, до тего округл без задорин,
Что извне ничто на нем задержаться не может,
И Фортуна бессильна его побороть. Признаешь ли
Ты из этего что за свое? С тебя пять талантов.
90 Женщина просит, терзает тебя, выгоняет за двери,
И, обливши холодным, вновь кличет: так вырви-ка шею
Из ярма то позорнего; «Волен я, волен!» — воскликни.
Ты не в силах, затем что гнетет властелин беспощадный
Дух твой, тобою вертит и слабеющего подстрекает.
95 Разве глупец ты, когда пред картиною Паузия замер,
Меньше виновен чем я, когда, как с Рутубой Фульвий,
Или Плацидеян, напрягши поджилки, глазею,
Бьются там — намалеваны красною краской иль углем,
Точно и вправду в бою, они бьют, отражают и движут
100 Вооруженье свое? — Тут Дав негодяй и ленивец.
Ты же тонким судьею слывешь и ценителем древних.
Я негодяй, что гонюсь за горячей лепешкой: в тебе-то
Доблесть большая и дух устоять ли пред ужином вкусным?
Чревоугодие мне почему же гораздо опасней?
105 Я-то спиной расплачусь; за что ж безнаказанней ты-то,
Если хватаешь закуски, которые дорего стоять?
Правда, уж горькою редькой пиры бесконечные станут
И неверные ноги откажутся грешное тело
Больше держать. Иль только грешит тот мальчик, что тайно
110 Сдал скребницу за гроздья? Иль в том, кто имение продал,
Глотке в угоду, нет рабскего? Нужно, прибавит, что часу
Ты с собою не можешь пробыть, не умеешь досугом
Распорядиться, себя убегаешь, беглец и шатун ты,
То вином обмануть, то сном стараясь заботу,
115 Тщетно: черною спутницей следом она за бегущим.
гор. Где бы мне камень схватить? дав На что он тебе? гор. Где же стрелы?
дав Иль человек не в уме, иль стихи сочиняет! гор. Коль мигом
Не убежишь, то в Сабин ты пойдешь, как девятый рабочий.
Впервые: Фет А. А., «К. Гораций Флакк», М., 1883.
Сатира VI. Дав и Гораций. В этой сатире Гораций, применяясь к свободе рабов во время праздников Сатурналий, заставляет выпившего раба своего Дава разболтаться по душе и высказывать стоический образ мыслей, каких он набрался у криспинова привратника. Гораций и здесь влагает сатиру в уста другего, относя объяснения к себе самому, хотя и здесь просвечивает прием стоиков обращаться к воображаемому противнику, так как Дав упрекает Горация в пороках, совершенно ему не свойственных.
1. Мы должны представить себе Горация, со сна (I кн. сат. 6, 122) лежащим на постели в размышлении или занятым литературной работой, а подгулявшего Дава стоящим за занавескою, заменявшей во внутренних покоях дверь. Гораций узнает его по голосу.
4. Такой хороший слуга, что господину стоить думать о его долголетии.
9. Приск, как видно сенатор из всадников. Те и другие носили на левой руке один золотой перстень; носить три во времена Горация считалось неприличным, но уже Сенека жалуется, что на всех суставах gemma (драгоценный камень).
10. То надевая с широкой каймой сенаторскую тунику, то с менее широкой всадническую.
14. Божество Вольсков Вертумний, как символ зарождающейся весны и лета, получал в жертву первые цветы и плоды. По разнообразию своих произведений он как бы Протей твердой земли, принимающий всевозможные образы, и потому поэт говорит о нем, как о многих, полагая что все разнообразные Вертумнии, неблагосклонные к Приску, снабдили его совокупностью всех своих видов.
15. Воланерий, пример упомянутего (здесь же ст. 6.) постоянства в пороках.
18. Рожок, из которего бросали игорные кости.
20. Образ заимствован от канатнего плясуна.
34. С лампадой, которою раб будет освещать путь.
36. Неизвестный Мульвий и другие паразиты, пришедшие было поужинать к уходящему хозяину, уходят, неприлично ругаясь.
40. Мульвий, сознаваясь в лизоблюдстве, указывает, что и Гораций такой же лизоблюд по отношению к Меценату.
43. Дав иронизирует над сообразительностью своего господина, которому сам стал только 500 драхм (100 рублей).
55. Все описание щеголя всадника, нарядившегося рабом, очевидно не относится к Горацию, хотя формально и к нему обращается.
65. Женщина потому уже сдержанней, что, страшась огласки, не доверяет скромности любовника.
66. За небольшие проступки раб должен был с вилой на шее ходить но соседству, оглашая свою вину, в назидание другим.
77. При формальном отпущении раба на волю, господин приводил его к городскому претору, который его стегал для формы лозой. Освобожденный таким образом избавлялся от рабскего страха, от которего никакой претор не может освободить добровольно рабствующего страстям.
79. Рабы нанимали и, с согласия господина, даже покупали на свою работу подставных рабов, а сами занимались каким либо более выгодным делом.
82. Деревянную куклу-дергунка.
93. Павзий, знаменитый сикионский живописец, современник Апеллеса,
96. Рутуба, Фульвий и Плацидеян гладиаторы, намалеванные на вывеске или афише перед гладиаторским боем. Дав напрягает поджилки, чтобы, поднявшись на цыпочки, глядеть на афиши через головы толпы.
107. «Правда: твое наказание в пресыщении».
110. Лакомка-мальчишка, конюх.
118. Из приближеннего раба поступишь в число сельских рабочих. которых в Сабине 8.
На сайте используется греческий шрифт.
МАТЕРИАЛЫ • АВТОРЫ • HORATIUS.NET
© Север Г. М., 2008—2016